В отличие от подавляющего большинства рок-групп команда Васи Шумова никогда не испытывала внутренней ответственности перед своими фанами. Ощущение собственной значимости Центру было чуждо по определению. Оно не появилось даже после сверхудачного выступления на рок-фестивале в Выборге - в одной компании с Россиянами , Аквариумом и Мануфактурой . Как гласит история, Центр высадился в пригороде Ленинграда с жутким железнодорожным похмельем, но тем не менее не оставил расслабленным фаворитам никаких шансов.

Вскоре после выборгской командировки в творчестве Шумова начался затяжной авангардный период , во время которого он вместе с клавишником Алексеем Локтевым записывает экспериментальный мини-альбом Однокомнатная квартира . Это была необычная работа, в которой Шумов впервые начал исполнять 40-секундные миниатюры и ставшие впоследствии программными для Центра бытовые песни-констатации из серии и что увижу, о том пою .

Что же касается созданной буквально через несколько месяцев программы Чтение в транспорте , то в ее рамках Центр представил на суд немногочисленных фанов практически все освоенные к тому моменту жанры - от миниатюр, свинга и ретро-номеров до новой волны и электропопа. Отчасти благодаря такому стилистическому разнообразию Чтение в транспорте получился одним из самых впечатляющих альбомов не только в репертуаре Центра , но и всего советского рока первой половины 80-х. Контуры альбома стали отчетливо прорисовываться после того, как ветеран московского рока Владимир Рацкевич, на репетиционной точке которого записывалась Однокомнатная квартира , познакомил Шумова с идеологом студийной группы Метро Юрием Царевым. В миру Царев был художником, специализирующимся на плакатной графике. Параллельно у него накопилось немало собственных песен, записать которые физически не хватало рук. Царев предложил Шумову нехитрый бартер: музыканты Центра помогают ему записать альбом Метро , а Царев достает аппаратуру и помогает Центру записать их песни. В итоге весной 84-го года в мастерской Царева, превращенной на несколько недель в опутанную проводами студию, было записано сразу три альбома - двойник группы Метро и Чтение в транспорте .

Царев был живчиком и с лету схватывал то, что мы играли, - вспоминает Шумов. - Для нашей примитивной музыки его профессиональных навыков было вполне достаточно .

Большая часть сессии осуществлялась силами всего трех человек. Барабанщика заменил ритм-бокс, Шумов играл на басу и пел, Царев и Локтев играли на клавишах. Первоначально треугольник Шумов-Царев-Локтев напоминал героев басни про лебедя, рака и щуку. Шумова в тот момент интересовали авангардистские сумасбродства и минималистские аранжировки в стиле ранней Нины Хаген. Царев тяготел к электронной волне и ска. Локтев увлекался танго и музыкой неоклассиков типа Дебюсси и в свою очередь настороженно относился к ска, называя этот стиль не иначе, как корявый реггей . Тем не менее мясистость и мощный звук на альбоме во многом обуславливал сверхэнергичный клавишный тандем, эффективность действий которого объяснялась тем, что Локтеву удалось прийти к общему вкусовому знаменателю с Царевым.

Локтев сразу же поразил меня оригинальной техникой игры, - вспоминает Царев. - Он не сильно разбрасывался по клавиатуре, преимущественно занимаясь опеванием одной ноты .

Пиком инструментального сотрудничества трио Шумов-Царев-Локтев в области аранжировок стала запись Сердцееда - одного из главных боевиков Центра того времени. Этот написанный в ля-миноре психоделический свинг исполнялся на выступлениях Центра под сопровождение живых барабанов, и если звукооператоры за пультом не были вдрызг пьяными, в зал обрушивался смерч страшной силы.

При записи студийного варианта Сердцееда Шумов включил на ритм-боксе какой-то классический танцевальный ритм, Локтев с Царевым переглянулись, и... через пять минут шедевр был готов. Не изнасилованный каждодневным вокальным тренингом голос Шумова добавлял в наглухо закодированный текст песни элемент нарочитого сюрреализма: Он просвечивает инфралучами каждый миллиметр пространства/ Под его окном/Он вылезает по пояс из форточки - чтобы лучше видеть вокруг/Под его окном/Он пишет на радио о всех проведенных им наблюдениях/Под его окном...

Как и многие мои песни, Сердцеед написан совершенно бессознательно, - признается Шумов. - Я не слишком заботился о содержании - разве что компоновал слова так, чтобы они подходили друг к другу по ассоциациям .

Спустя добрый десяток лет Шумов записал римейк Сердцееда , сделав эту композицию еще более динамичной и добавив в конце несколько новых куплетов. Показательно, что Сердцеед был чуть ли не единственным номером на Чтении в транспорте , в котором развивались рок-н-ролльные традиции Стюардесс и предвосхищалась эстетика следующего альбома Тяга к технике . Остальные песни относились к рок-стилистике чисто номинально, продолжая музыкальные прогулки Шумова по странам и континентам.

На композиции Чтение в транспорте Шумов впервые применил новый вид стихосложения, впоследствии названный критиками конкретной поэзией . Через несколько лет тексты подобного рода, представлявшие собой бесстрастную фиксацию каких-нибудь бытовых сцен, стали фирменным знаком Шумова. Достаточно вспомнить его Флору и фауну (с перечислением названий животных и растений в манере напевного говорения ), а также альбомы Русские в своей компании и Очищение .

У меня было два стиля, исходя из которых я сочинял тексты, - говорит Шумов. - Один из них - черная романтика, написанная под влиянием Гумилева, Головина и французских поэтов-импрессионистов. В то же время у меня была натуральная современная поэзия - типа Алексеев и Чтение в транспорте , написанная совершенно самостоятельно .

Мы с Шумовым подолгу беседовали о том, чтобы попробовать делать тексты без эмоционального или сюжетного акцента, - вспоминает поэт Евгений Головин. - Не критикуя ситуацию, не восторгаясь ею и не отрицая ее. Безусловно, все это могло вызвать у слушателя недоумение. Но если создать таких песен около десяти, человек постепенно начинает входить в совершенно абстрактную объективную реальность. На мой взгляд, все Чтение в транспорте надо было сделать именно таким .

Еще один пик этого альбо-ма - декадентско-романтическая композиция Багровое сердце -явился плодом творчества целой бригады поэтов и музыкантов. Стихи представляли собой текстовой монтаж четверостиший Шумова, Головина и Николая Гумилева, а мелодия - коллаж музыкальных идей Локтева и Шумова. К примеру, вступление к Багровому сердцу первоначально выглядело как хитообразный мотивчик, бойко исполнявшийся Локтевым на Кассиотоне в ритме диско. Шумов дописал к этой увертюре основную мелодическую линию в виде традиционного блюза, а мелодию Локтева начал исполнять раза в два медленнее.

Еще две композиции являлись измененными до неузнаваемости кавер-версиями песен знаменитого тенора тридцатых годов Петра Лещенко. Барселона в интерпретации Центра без лишних комплексов превратилась в модернизированный вариант танго, а Эх, Андрюша - в так называемый спринг-фокстрот - один из любимых ритмов Лещенко. В этих песнях (чудом сохранившихся в фонотеке Евгения Головина на швейцарских пластинках) Шумов заменил все минорные аккорды на мажорные, сотворив из нэпманско-ресторанной классики с блатными аккордами шикарную стилизацию под Чака Берри.

Позднее, чтобы достигать при обработке чужих песен результата, прямо противоположного оригиналу, Шумов неоднократно пользовался приемом замены минора на мажор, и наоборот. В частности, на альбоме Любимые песни в кавер-версии тухмановской Как прекрасен этот мир он заменил мажорные аккорды на минорные, сотворив из этой девственно наивной и трогательной лирики мрачнейший утяжеленный ритм-энд-блюз, который периодически исполнялся на концертах в течение последующих десяти лет.

Написанная Шумовым композиция Щеголь была принесена им в студию в акустическом варианте. На альбоме этот темно-романтический номер со слегка потусторонним текстом и трудноуловимым сюжетом исполнял Локтев. Ближе к концу сессии, когда работа над Щеголем была в самом разгаре, в студии появились остальные музыканты Центра : Виноградов, Саркисов и Шнитке, которые стали свидетелями создания канонической аранжировки этого номера. Здесь своим композиторским дарованием блеснул Царев.

Творческий потенциал Царева был достаточно высок, и степень его участия на этом альбоме сложно переоценить, - считает Виноградов. - На Щеголе он придумал всего три ноты, но стукнул их на органе таким образом, что это получилось просто гениально . Царев стал также соавтором финальной композиции Вспышка . Еще в армии он написал небольшую клавесинную пьеску. Шумов придумал к ней сюжет, обыгрывающий в духе Хармса неуставные армейские отношения, занятия по гражданской обороне и атмосферу внутри семьи с явно выраженным патриархальным укладом. В итоге миниатюра выглядела следующим образом. Под нежнейшую мелодию клавесина, стилизованную под григорианские хоралы, Шумов надрывно орал: Иванова! Вспышка слева! Вспышка справа! Присутствовавшая на записи жена Царева реальная Галя Иванова отвечала голосом забитой и бесправной женщины Востока: Есть! Затем на пленке раздавалось некое подобие взрыва, знаменовавшее собой то ли завершение альбома, то ли конец какой-то части земного ландшафта.

Прием подключения к миниатюрам женских голосов Шумову определенно понравился. В Чтении в транспорте в подобном ключе были записаны еще две миниатюрки с участием все той же Ивановой - Меня никто не любит и Воспитание . А на альбоме Тяга к технике Шумов пригласил на запись соседку по подъезду, которая наговорила несколько реплик легко узнаваемым тоном возмущенной студентки-отличницы, не желающей знакомиться на улице с молодыми и настойчивыми нахалами.

В группе Центр участвовали люди, которые в жизни не думали, что будут заниматься чем-то подобным, - говорит Шумов. - Наверное, у меня есть талант мотиватора. И если я вижу у человека потенциал, я всегда готов помочь ему стартовать .

После того, как альбом был записан, музыканты приобрели в Первомайском универмаге новую пленку BASF, на которую из отдельных треков был сброшен весь материал протяженностью менее тридцати минут. Запись осуществлялась на магнитофоны Akai, и отчасти поэтому ее качество получилось весьма высоким. Коммуникабельный Царев, не будучи в быту таким затворником, как Шумов, отнес копию Чтения в транспорте (вместе с альбомом Метро ) сразу нескольким московским дистрибьюторам. Возможно, именно поэтому данная работа Центра получила (в отличие от многих других) определенный резонанс.

Чтение в транспорте оказался последним альбомом, на котором с Центром сотрудничал клавишник Алексей Локтев. Он все сильнее увлекался галлюциногенами и в конце концов отошел от активных занятий музыкой. Ситуация с Локтевым - печальный пример того, как жарптица может с легкостью разбросать перья из своего хвоста, если не будет о нем заботиться, - считает Валерий Виноградов. - У Локтева была убедительная инструментальная состоятельность , и он всегда тонко чувствовал стиль. По нынешним временам его формула кажется простой, но тогда она вызывала удивление .

Шумов не очень охотно соглашается с тем, что для Центра уход Локтева был невосполнимой потерей. Позднее с группой сотрудничали многие известные клавишники (Игорь Лень, Иван Соколовский и др.), но никто так и не смог реанимировать трепетного звучания локтевского электрооргана. Чувствуя, что ландшафт уходит , Шумов попытался переложить часть клавишных партий Локтева (в частности, в Багровом сердце ) на гитару Виноградова, но даже эта мера не принесла желаемого результата. В итоге неповторимое звучание раннего Центра оказалось утерянным навсегда.