Thurston MOORE  "Нам нравится шутить, что наш следующий альбом будет "в духе Адель"

В Москву едет Терстон Мур, основатель Sonic Youth, один из неоспоримых героев нойз-рока. В преддверии концерта в столице музыкант рассказал Звукам о новом альбоме, записанном с продюсером Адель, поездке в Советский союз и о том, куда ушли большие герои рок-н-ролла.

Звуки: Вы едете в Москву в третий раз.
Терстон Мур: Да, впервые я приехал в СССР с Sonic Youth в 1988, а затем мы вернулись в начале нулевых. Это мой третий визит.
Звуки: И какие вы могли заметить изменения?
Терстон: Конечно же, изменения по сравнению с 1988 годом были радикальными. Впервые мы приезжали в Советский Союз, а затем — в уже обновленную Россию. В СССР не было никакой западной коммерции, никакого “старбакса”, “шопарда” или “бургеркинга”. И уж тем более не на Красной Площади. Было очень интересно быть в Москве в 1988 году, и прочувствовать, что это была за жизнь. Она была для нас как для приезжих тоже очень трудной. Если мы шли в ресторан, нам нужно было готовиться сидеть за столом более 5 часов со слабой надеждой на то, что нам перепадет что-нибудь из еды. Мы спрашивали, почему все так, и нам отвечали очень разумно — люди просто не ходят в рестораны, если это не день рождения или какое-то другое большое событие, для них это непривычно. Но когда они ходят, начинаются танцы, музыка и появляется вся еда, которую только можно достать. Для меня все это было очень странным, и мне было любопытно.
Рынки открывались в определенное время, нужно было стоять в очередях за сувенирами, даже если ты иностранец. Аудитория понятия не имела, кто мы. Мы просто были для нее заезжей рок-н-ролльной группой из США. Но дело в том, что мы не были рок-н-ролльной группой, мы были группой, которая устроена как рок-н-ролльная, но по факту играет авангардный экспериментальный пост-панк, и публика, я полагаю, большую часть времени думала: "Что они тут делают? Они просто не умеют играть!". Наши гитары не были настроены правильно, и песни были странными, и мы подсовывали барабанные палочки под струны гитары — это был явно не Чак Берри. А вот группы, которые нас разогревали, — не знаю, откуда они были — они играли настоящий олд-скульный рок-н-ролл (едва ли речь идет о московских концертах, где сцену с Sonic Youth делили Вежливый отказ, Ночной проспект, Матросская тишина и Лолита - прим. Звуков). Было безумно, настоящее приключение. Но я помню, что мы играли в том же году в Вильнюсе или в Грузии, и там Евгений Гудзь из группы Gogol Bordello впервые увидел нас в еще очень нежном возрасте. Я встретился с ним спустя многие годы в Нью-Йорке, он тогда был на пике карьеры — ну, вы понимаете, все эти совместные проекты с Мадонной фильмы, и прочее — и он подошел ко мне, представился, и сказал, что когда ему было 16, он увидел меня в Грузии вместе с Sonic Youth, и это изменило всю его жизнь. Это абсолютно радикализировало его, освободило его от формализма, и он уехал и основал Gogol Bordello. Мне было очень интересно это услышать — ведь он был единственным человеком, который видел нас в 1988 году в советской обстановке. А вот в нулевых, когда мы приехали снова, Москва показалась нам абсолютно европейским мегаполисом, очень усредненным, хоть и можно было угадать, что это Россия.

Звуки: Надеюсь, Россия вас не разочарует в этот приезд.
Терстон: О нет, я не был разочарован вовсе. Во второй раз, когда мы приезжали, зрители знали, кто мы, они знали все наши песни, все наши альбомы, хотя у них не было никакой возможности нас слушать — я просто не представляю, как им удавалось добывать записи. Государственная компания "Мелодия" в то время выпускала компиляцию наших лучших работ, и они использовали обложку "Daydream Nation". Как вы знаете, обложка — это картина Герхарда Рихтера, немецкого экспрессиониста, на которой изображена свеча, стоящая на столе. Так вот "Мелодия" не просто скопировала обложку. Они взяли и сфотографировали похожую свечу на столе, и использовали этот снимок вместо оригинальной репродукции. Это было просто потрясающе, никто нас не спрашивал разрешения, они просто сделали это. Мол, раз уж вы приезжаете в нашу страну, мы выпустим вашу пластинку, и вы ничего не сможете с этим сделать. (Здесь Терстон немного путается: изданием советского варианта "Daydream Nation" занималась не "Мелодия", а "Продюсерский центр рок-н-ролльных приходов Единой Евангелическо-Лютеранской Церкви России" под руководством незабвенного Андрея Тропилло, который частенько делал римейки оригинальных обложек. Его "свеча", выпущенная в 1991 году, то есть уже после приезда Sonic Youth в СССР, даже попала в буклет юбилейного CD-переиздания альбома - прим. Звуков.)

Звуки: Вы везете в Москву программу прошлогодней пластинки "The Best Day"? Или все же вы завершили запись нового альбома и представите и его тоже?
Терстон: Мы только что записали новый альбом, который будет в разы тяжелее, чем все, что мы делали до этого. Он будет называться "Rock 'n' Roll Consciousness" и выйдет поздней весной 2016 года. Сейчас мне надо закончить его сведение. Мы записывали его в невероятно красивой студии The Church в Лондоне с великолепным звукорежиссером и продюсером Полом Эпвортом (Paul Epworth). Это, на минуточку, тот самый человек, что записывает Адель (Adele) и Florence And The Machine, так что нам нравится шутить, что это наша запись “в духе Адель”.

Звуки: Терстон, ваши последние пару лет были полны событиями, под влиянием которых, очевидно, вы и выпускали свои последние альбомы (распад Sonic Youth, скандальный развод с Ким Гордон, переезд в Лондон). Теперь все успокоилось?
Терстон: Да, моя жизнь радикально поменялась, заложила крутой вираж, но я теперь в очень комфортном для себя состоянии. Я живу в маленькой квартире в Лондоне, и моя жизнь сумбурная только в физическом смысле. Мы с группой много ездим, путешествует, гастролируем. Я делал это все время, начиная с ранних 20 лет, но теперь мне уже за 50, и я начинаю подумывать: хм, не знаю, сколько еще я так продержусь, это все же тяжеловато. Это другой мир гастролей. Я не думаю, что я могу с такой же легкостью, как раньше, после двух месяцев отсутствия просто приезжать домой и платить за коммунальные платежи. Для меня это очень тяжело. Я больше хочу сфокусироваться на записях, и мне нужно немного уединения. С выходом новой пластинки, конечно, я буду играть концерты, но, наверное, все же они будут очень особенными и не такими частыми. "У меня четыре человека в группе, и мы трясемся в автобусе по дорогам в клубы и пабы" — не уверен, что я хочу продолжать в таком ключе. Мне бы хотелось сфокусироваться на форме подачи музыки, вероятно, сделать ее более изысканной, может быть, добавить струнных, духовых, перкуссию.

Звуки: На новой пластинке будут эксперименты, как те, что были у вас со скандинавскими джазменами?
Терстон: Матc Густафссон (Mats Gustafsson) — гений из Стокгольма, мы с ним одного возраста, мы познакомились 15 лет назад, и мне очень нравилось, как мы с ним сошлись на почве свободной музыки. Мне всегда была близка идея импровизации. Джаз — это просто музыка, он предрасположен к свободной импровизации. Матc Густафссон тоже не просто джазмен, он импровизатор. Нам очень нравилось играть вместе. Это позволило мне внедриться в мир свободной музыки, абсолютной свободы. Мне это очень пригодилось, когда я писал свою музыку. Когда я еду в тур, люди иногда совершенно не понимают, чего от меня ждать. Шумовой концерт? Вольная импровизация? Рок-ансамбль, играющий песни? Я просто очень хорошо умею вводить людей в заблуждение. Но этот новый альбом — он тяжелее, больше, драматичнее, и в нем, конечно, есть место импровизации. У меня группа: Стив Шелли (Steve Shelley), Дебби Гудж (Debbie Googe), Джеймс Седуордс (James Sedwards) — на первом альбоме, к тому моменту как мы с ребятами собрались вместе, песни были написаны целиком, и им просто нужно было их сыграть. А на этой записи я позволил музыкантам больше импровизировать, так что запись вышла куда более интенсивной.

Звуки: Вам тяжело быть рок-звездой в 57?
Терстон: Мне никогда не было интересно быть рок-звездой. Мне нравится, что у меня есть признание за ту музыку, что я написал за свою карьеру, и что мы вышли из чего-то маргинального и при этом стали значимой величиной. Но Sonic Youth никогда не продавались миллионными тиражами, у нас не было платиновых альбомов.
Звуки: Но вы — культовая группа.
Терстон: Да, и я нормально это воспринимаю. Для меня важно, на самом деле, вот что. Каждый раз когда я чувствую себя несколько потерянным, когда я не уверен в себе или мне не очень комфортно, я выхожу на улицу, а там, как по волшебству, кто-то непременно подходит ко мне и говорит: "Спасибо большое за ту музыку, что вы записали". Вот это для меня действительно важно. Это для меня настоящий подарок от мироздания. Я никогда не хотел быть популярным. Ты даже, черт возьми, из дома не можешь выйти, если ты знаменит. Ты в магазин не можешь сходить без того, чтобы не напиться. Я иногда с трудом и на концерты-то хожу, вечно кто-нибудь подходит и начинает орать что-нибудь на ухо. И как правило, такие люди — именно те, с которыми ты меньше всего хочешь разговаривать, люди, у которых проблемы с пониманием термина "личное пространство". Но я не жалуюсь. У меня очень скромная жизнь, и я не суперзвезда. Я никогда не думаю о том, чтобы писать музыку для привлечения внимания. Я просто люблю писать музыку — вот и все. В моем мире в принципе очень мало людей, которые бы получали внушительные деньги за то, что они делают.

Звуки: Вы росли, когда на сцене были такие группы как Velvet Underground или Black Flag. Как вам кажется, эра больших рок-героев прошла окончательно? Может ли сейчас кто-то достичь такого масштаба? Кто герой, к примеру, вашей дочери, которой сейчас двадцать?
Терстон: Моя дочь крайне заинтересована в нынешнем хип-хопе, но вместе с тем ей нравится музыка последних 40 лет. Ей нравятся The Who, The Beatles, The Kinks, Ramones. Это наши общие с ней рок-герои. Сейчас определенно пишут очень важную музыку, но ничего настолько гальванизирующего, как Sex Pistols, Nirvana или Патти Смит (Patti Smith) я не вижу. Даже если вы посмотрите на музыкальные журналы типа Mojo, Uncut, Q — в большинстве случаев на обложке будет Боб Дилан или Нил Янг. Люди, которые в статусе легенды уже 40 лет. Там редко можно увидеть кого-то очень молодого и толкового. Во многом это оттого, что появился интернет, и вся информация теперь там — и нам не нужно иметь универсальных героев, чтобы определить, кто мы. Теперь вся библиотека мира открыта для всех. Я не думаю, кстати, что важно иметь отдельных больших героев типа Джими Хендрикса или Дженис Джоплин, потому что у нас есть доступ к истории музыки, и мы все делим ее между собой. Это определенный сдвиг в парадигме, и мне очень любопытно, куда он приведет.

Звуки: Вы скучаете по Sonic Youth?
Терстон: Sonic Youth я затеял, когда мне едва было 20, и у нас была очень долгая и насыщенная жизнь. Я скучаю по группе, но я не хотел бы в нее возвращаться. Я столько всего достиг с этой группой, что у меня нет ощущения чего-то незавершенного, незакрытого гештальта. Мы абсолютно превзошли все группы, у которых среднестатистический цикл жизни — 5 лет.

Звуки: Какой был лучший день в вашей жизни?
Терстон: Когда родилась Коко, моя дочь. Это был волшебный день.

Звуки: Что важнее — fuzz или delay?
Терстон: Для меня — конечно, fuzz.

Thurston Moore Band
Москва, Известия Hall
3 ноября