Paul MORLEY  "Мы слегка романтизируем музыку, когда рассматриваем ее, как двигатель перемен"

В эти выходные в Москву по приглашению Британского совета приезжает Пол Морли, авторитетный музыкальный критик и культуролог, посвятивший четыре десятка лет изучению поп-музыки и ее влияния на общество. Начав писать в NME в самое плодотворное для журнала время (во второй половине 70-х в Британии случился панк, а вслед за ним расцвет пост-панка и нью-вейва), Морли не ограничился ролью наблюдателя. В 1983 году, взяв на вооружение идею "новой попсы", он вместе с Тревором Хорном основал лейбл ZTT, занимавшийся как лобовыми провокациями (Frankie Goes to Hollywood, бойзбенд с песнями о сексе и угрозе ядерной войны), так и впередсмотрящими экспериментами (Art of Noise, одни из пионеров цифрового сэмплирования). Морли был одним из тех, кто воспринимал поп-культуру как трибуну, с которой можно проговаривать актуальную повестку дня. И как только она перестала быть таковой, разочаровался в ней, найдя утешение в классической музыке.

В Москве британец примет участие в дискуссии "Что есть музыка в 21 веке, где её искать и нужна ли она нам?". Это Звуки и попытались выведать у Морли накануне.

Звуки: Многие обозреватели жалуются, что 2015 год получается небогатым на по-настоящему новую музыку. И есть теория, что в середине каждого десятилетия современная музыка впадает в спячку в ожидании чего-то большого. 1975 год был довольно скучным, а потом случился панк. 1985-й - тоже затишье, а потом был бум электронной музыки и хип-хопа. В 1995-м был бритпоп, но он уже по природе своей был ретроградским. Мы действительно живем этими десятилетними циклами или нынешний штиль принципиально другой, более угрожающий?
Пол Морли: Может быть, хотя основная причина в том, что из-за новых технологий произошла значительная трансформация музыкальной сцены как таковой: стриминг, новые способы дистрибуции и прочее. В чем теория десятилеток правдива, так это в том, что сейчас мы находимся в конце некой фазы. Но нас ждет более значительное преобразование, если сравнивать его с тем, что происходило в середине прошлых десятилетий. Тогда - в 1965-м, в 1975-м и далее - скорее мода менялась. В каждый из этих серединных годов в музыке было что-то захватывающее. Где-то происходило что-то, что еще не заявило о себе. Люди просто не знали об этом. В 75-м я открыл для себя немецкую сцену, например, и она оказалась потрясающе интересной. Чем своеобразен 2015 год - благодаря стримингу я нахожу для себя огромное количество выдающейся музыки, но это моя собственная сцена. Это немножко эгоистично звучит, но музыка больше не принадлежит географии. Я могу открывать для себя музыку многих веков, практически всей человеческой истории.
Так что я бы сказал, что мы стоим на пороге больших перемен в музыке, и совершенно необязательно, что эти перемены будут ограничены поп-музыкой. Да, может быть, это затишье, но за ним последует что-то совершенно невообразимое.

Звуки: Так и происходит: не далее как сегодня появилась новость о том, что полиция сорвала концерт рэпера Чифа Кифа. Вот только самого рэпера там не было - он выступал в виде голограммы. Этот случай - когда запрещенный артист появляется в виде виртуальной проекции - показывает, как музыка адаптируется к окружающей среде, к требованиям и возможностям времени. Что нас ждет далее, особенно в свете бурного развития соцсетей? Фейсбук-поп, инстаграм-электро?
Пол Морли: Это большой вопрос. Технологии ведь меняют не только мир музыки - они меняют саму реальность, меняют то, как мы общаемся друг с другом, меняют окружающую среду. Это беспрецедентный уровень вмешательства.
Я следил за поп-музыкой в течение 40 лет, потому что мне было интересно, как она взаимодействует с окружающей средой, в каком контексте обитает. Насколько идеологической она была, как предвосхищала и воспевала будущие перемены. Сегодняшняя поп-музыка почти полностью свелась к развлечению, веселью в чистом виде. Идея того, что можно делать поп или рок как нечто революционное, рискованное, на настоящий момент устарела. Технология превратила нас в людей, которые постоянно что-то покупают, и неясно, что должно произойти, чтобы рок-музыка снова стала вызовом для общества. Как она может соревноваться с технологией? Как она может быть альтернативой "старому миру", если в нем постоянно появляются новые возможности для развлечения? Рок был хорош тем, что он сам создавал эти возможности, но то время ушло окончательно. Мы немножко романтизируем музыку, когда рассматриваем ее, как двигатель перемен. Большинство людей любят музыку как развлечение. Да, иногда музыка может приоткрывать окно для идеологии, вопросов жизни и смерти, бросать вызов существующему порядку вещей, и тогда она становится по-настоящему важной. Этим она мне и нравилась. Но к сегодняшнему дня ощущение угрозы, исходящей от поп-музыки, почти полностью выветрилось. Музыка принадлежит Apple, Google, Spotify, - а они и есть нынешний status quo. Возвращаясь к тому, о чем мы говорили раньше, вопрос стоит так: станет ли музыка фоном окончательно или вновь вернет себе это нон-конформистское свойство, умение бросать вызов, а не просто быть продуктом пассивного потребления? Это вопрос, а ответ на него я не знаю.

Звуки: А вы поэтому обратились к классической музыке в последние годы?
Пол Морли: Я стал старше, и поп-музыка тоже стала старше. Вдруг оказалось, что The Velvet Underground уже 40 лет. "Хорошо", - сказал я, - "тогда почему бы мне не послушать что-то, чему не 40 лет, а 50, 100, 200 лет? Что меня останавливает?" В 70-е я бы так не рассуждал. Но есть и другая причина. Многие произведения классической музыки были радикальными для своего времени, экспериментальными, и пусть даже они относительно старые, они оказываются намного более интересными как эксперимент, с точки зрения звучания, ритма, какого-то экзистенциального качества. "Старая" музыка вдруг оказалась значительно свежее новой. И то, что произведение датировано 1905-м годом, или 1947-м, или 1833-м, не значило ровным счетом ничего - я ведь получал эту музыку с помощью новых технологий. Я получил доступ к огромнейшим залежам невероятной музыки, до которых раньше я добраться не мог чисто физически. И когда меня спрашивают: "Что нового в музыке?", я понимаю, что это больше не вопрос. Новое - это то, что ты для себя открыл. Для меня Стравинский - это новая музыка, Шостакович - новая, Бенджамин Бриттен - новая. Или Джон Кейдж. Старая музыка перестает быть старой, когда ты слушаешь ее через смартфон. Для меня это стало поворотным моментом.

Звуки: И к тому же в классической музыке, если копнуть ее историю, обнаруживается немало общего с современной. Весной я слушал "Мессию" Генделя, и поймал себя на мысли, что это то, что мы сейчас называем "классическим поп-альбомом". Это музыкальное произведение, которое породило вокруг себя поп-культ, причем далекий о того, что задумывал сам Гендель, когда писал "Мессию". И это случилось задолго до того, как появился термин "массовая культура". Справедливо ли в таком случае, говорить, что на фундаментальном уровне взаимодействие слушателя с музыкой не так уж и изменилось за века?
Пол Морли: Все дело в том, что человек ищет в музыке. Его запросы к музыке с годами не меняются. Сама аудитория при этом меняться способна. Гений музыки 60-х, гений Боба Дилана (Bob Dylan), Grateful Dead, Velvet Underground, Ника Дрейка (Nick Drake) или Can в том, что они смогли переделать аудиторию под себя. Иногда слушатель пассивен и просто берет то, что ему дают. Иногда слушатель срывается с места и идет за Бобом Диланом, перестраиваясь под его понимание того, что такое песня. Я всегда доверял гению аудитории, он так же важен, как сама музыка - даже тогда, когда кажется, что люди едва-едва понимают, что им хотят сказать. Слушатель должен быть умным, восприимчивым, голодным до чего-то абсолютно нового. И у меня есть вера в то, что нынешняя аудитория сможет переосмыслить то, что происходит в музыке сегодня. Возможно, на это уйдет больше времени, чем обычно - Америка тоже не сразу приняла панк. Но слушатель придет к этой точке, это неизбежно.

Звуки: Вместе с тем вы шутили, что "музыке нужен выборочный отстрел", имея в виду не только кризис перепроизводства в самой музыки, но и бездну пользовательских отзывов. Каково вообще быть критиком в эпоху онлайна, когда каждый день появляется не одна-две рецензии в газетах, а миллионы комментариев, лайков и дислайков?
Пол Морли: Я думаю, что институт критики был полностью уничтожен с появлением интернета. Сейчас каждый - критик. У каждого есть что сказать. Строго говоря, так всегда было, так устроена публика. Но роль критика была в том, чтобы направлять потоки мнений, обращать внимание людей не только на то, что популярно, открывать для них что-то новое и странное. И то, что слушатель стал критиком, для меня тревожный симптом. И дело не в том, что у слушателя появилась власть, у него всегда была власть - чарты. А у критика была власть уравновешивать чарты, выискивая что-то за пределами топ-списков. Я всегда воспринимал миссию критику крайне серьезно, так что я отнюдь не считаю, что критиком может быть любой. Это иллюзия. Если мы все одновременно говорим, что нам нравится, а что не нравится, начинается какофония. А отсутствие критической перспективы приводит к тому, что сотни песен, выходящих ежедневно, звучат одинаково. Критик должен был бы просеивать всю эту массу и отбирать что-то по-настоящему интересное, объяснять, вскрывать смыслы, создавать мифы даже. Кто-то должен сказать: "Прекратите! Это ужасно, это пресно, это путь в никуда", - но его просто не услышат. И это опасно.

Звуки: А хорошо или плохо, что в поп-музыке практически не осталось места для мифа, для сияющего нимба над головой? Ведь благодаря соцсетям жизнь поп-звезды на ладони 24 часа в сутки, и мы можем увидеть, что они, в целом, такие же люди, как мы.
Пол Морли: В какой-то мере, демократизация интернета предполагает, что это хорошо, когда нет судьи, нет фильтра, нет арбитра, который решает за тебя. Но я совсем не уверен, что это хорошо, потому что арбитры никуда не делись, они просто ушли в тень, стали скрытнее и хитрее. Мы их не видим, но это не значит, что их нет. И потом, мне нравятся мифы, нравятся иконы. Я - фанат Иисуса, а он самая настоящая суперзвезда. Я не хочу, чтобы "все были как все", нам нужны мифические фигуры, которые будут выделяться на общем фоне, будут что-то рассказывать мне о жизни, о мире, об истории и о будущем. Будут удивлять, словом. И будут биться за свое право быть услышанным. Демократизация сети этому не способствует - каждый может написать коммент или песню загрузить.

Звуки: К разговору о непростой роли судьи: в вашей практике были случаи, когда музыканты или меломаны крайне странно реагировали на ваши тексты о музыке?
Пол Морли: У меня такое было с Питером Гэбриелом (Peter Gabriel). В начале 80-х я делал интервью с ним, и сравнил наш разговор с диалогом в психбольнице. Разговор и правда получился с оттенком безумия, хотя я не писал, кто из нас врач, а кто - пациент. После публикации Гэбриел не говорил со мной семь лет - настолько он был обижен. И вдруг как-то раз я ехал в поезде, а он подсел ко мне как ни в чем не бывало. Это было полной неожиданностью, потому что я помнил, насколько он был зол на меня. И он сказал мне, очень вежливо, как он обычно говорит: "Ты изменил мою жизнь". Я подумал: "Здорово как! Наконец-то я смог реально повлиять на современную музыку". Тогда Гэбриел добавил: "Ты написал, что у меня гнилые зубы, и после этого я решил ими заняться". И меня опустило с небес на землю. Вот оно, все мое влияние: рассказал человеку, что у него плохие зубы.

Selector PRO (полное расписание программы и регистрация)
Москва, институт "Стрелка"
31 июля - 1 августа

Selector Live Sessions: Ben Khan, Matthew Herbert, Grinel
1 августа 22:00