ФЕСТИВАЛЬ  SKIF-18

В выходные в Петербурге прошел восемнадцатый по счету SKIF. Повышенный интерес к нынешнему фестивалю, — возможно, случайность, особенно, если вспомнить, что большинство анонсов начиналось примерно одинаково: очевидных звезд-хэдлайнеров в этот раз нет. Если так, то их, пожалуй, никогда и не было.

В пятницу вечером у входа в кинотеатр «Прибой» образовалась внушительная очередь, которая медленно таяла. Люди осторожно расползались по фойе: здесь продавали редкие музыкальные диски, репринты довоенных брошюр с названиями вроде «Как Ванюша умер от коклюша» и недорогое пиво. Разброд и шатание происходили на фоне стартового сета — питерских нойз-рокеров «Смола и Гриша Аврорин», которые торопливо и немножко злобно отыграли на небольшой сцене, в фойе второго этажа. Основная часть публики в это время потихоньку набивала зрительный зал «Прибоя». Там, на главной площадке SKIF'a, щипал струны лютни Йозеф ван Виссем (Jozef Van Wissem) — собственно, так это примерно и выглядело, а на слух звучало как последовательность довольно нудных, иногда даже с очевидными погрешностями, примитивных арпеджио. На самом деле, голландец склонен к интересным экспериментам, но в основном заочным, — как, например, в совместной с Джимом Джармушем (Jim Jarmusch) работе 2012 года "Concerning the Entrance into Eternity". Живьем сольные упражнения ван Виссема не производят должного магического впечатления, однако публика, осведомленная о его сотрудничестве с культовым режиссером, тепло встретила (и проводила) голландца.

Очень мощно начали The Young Gods. Чисто внешний минимализм «Молодых богов» (голос, клавиши, барабаны) с лихвой компенсировал клавишник за небольшим с виду синтезатором, начиненным сэмплами перегруженных гитар и всевозможными эффектами, — источником того самого реликтового индастриала, которым, говорят, вдохновлялись сами Nine Inch Nails. Постепенно нараставшие темп и громкость в какой-то момент свернулись в ломанные ритмы и почти зловещий вокал. Однако The Young Gods снова раскачались, а разошедшийся в концовке вокалист Франц Трайхлер (Franz Treichler), схватив прожектор, шарил синим лучом по беснующейся в темноте толпе.

Петербуржцы «Матушка-Гусыня», на второй сцене, исполняли громкую и мелодичную психоделику — с нахально выпирающим басом и фуженой гитарой. Но то ли из-за отсутствия вокала, то ли потому что в фойе было душно, казалось, что музыканты отрабатывают какую-то одну и ту же композицию, скатываясь периодически в тупиковую импровизацию. Закончили они довольно оригинально — сомнамбулическим трансом.

Потом появилась женщина в гамашах и лифчике — некогда Мария Очеретянская, а ныне — Mary Ocher. Мария (а лучше — Маша) врубила дисторшн и заиграла прекрасный дилетантский панк. Народ потянулся к сцене, рукоплеща и любуясь этой нелепой, но милой девушкой, которая в паузах, старательно подбирая русские слова и подталкивая коленкой сползавшую гитару, признавалась всем присутствующим в любви. Любовь точно стала взаимной, когда Маша решила спеть какой-то блюз на русском: бренькнула пару раз, поелозила немного по струнам слайдером, и совсем сбилась, забыв текст. «Ну, все, на этом выступление закончено» — выдохнула она с улыбкой. Впрочем, Машу уговорили сыграть на бис.

Настоящим открытием для большинства посетителей фестиваля стал дуэт FELL — голландца Тома Вербрюггена (Tom Verbruggen) и швейцарца Саймона Берца (Simon Berz), — изобретательный и умный гибрид брейкбита и чего-то еще. Вербрюгген — человек с гитарой, сэмплером, каким-то причудливым синтезатором о двух джойстиках — генерировал то тягучие гармонии, то какую-то мешанину из электронных звуков, а его визави, Берц, колошматил в это время по барабанной установке, причем, вперемешку с электронными битами, умудряясь запихивать в переломанный ритм плотные, суперскоростные сбивки.

Из остальных команд первого фестивального дня стоит отметить норвежцев Mungolian Jetset, открывших ночную, условно электронную, часть программы SKIF'а. Трио выдавало местами жуткое, и не столько психоделичное, сколько шизофреничное техно. Порой это напоминало старые добрые оупен-эйры где-нибудь под Серпуховом. Народ, соответственно, добросовестно танцевал.

В субботу команд (как и зрителей, которые частично рассосались, видимо, по «ночным» музеям) было чуть ли не два раза меньше, зато почти все — отменные, и, как ни странно, все отменные были на второй сцене. Одна из таких — The Geordie Approach из Норвегии, — сложно идентифицируемая в стилистическом плане группа странной на первый взгляд конфигурации: саксофонист, барабанщик и гитарист с сэмплером. Играли они по большей части что-то резкое, аритмичное и атональное. Барабанщик истерично дубасил по бочке, комкая вот-вот вроде бы наклевывающиеся традиционные ритмы, при этом совершенно непонятным образом под него удачно подстраивался гитарист, накладывая басовые петли, парадоксальные гитарные фразы и шумы. Обработанный саксофон постоянно перерождался в какие-то несвойственные ему формы — от губной гармошки до ситара. Зрители умудрялись плясать, попадая в такт.

Не меньше удивили SchnAAk and the Rundu Choir — берлинский дуэт, исполнивший эпилептический электро-поп, или, если точнее, нечто противоположное, слепленное из потешных электронных примитивов и оголтелых барабанных ритмов. С лицом зенитовца Данни, маскирующегося под Христа, барабанщик вообще покорил всех, главным образом, конечно, — своими взрывными очередями.

На главной сцене шотландцы Hidden Orchestra организовали свое фирменное аудио-визуальное представление. Целых два барабанщика — явление, в обычных условиях трактуемое скорее как пижонство — выбивали сложнейшие рисунки, при том, что основной ритмический напор давал заниженный почти до инфразвука бас Джо Эйксона (Joe Acheson). В какой-то момент показалось, что давление достигло критической отметки, но вроде бы пронесло… Лучшим номером стал трек "Dust" — с цепкой, красивой мелодией. Помимо картинок, отдельный визуальный интерес представляла и элегантная, пластичная скрипачка (и клавишница) Поппи Экройд (Poppy Ackroyd).

Последними на второй площадке выступили москвички «Фанни Каплан» — симпатичное во всех смыслах девичье трио: вокалистка, ответственная за клавиши и эффекты, басистка и барабанщица. Если пытаться более-менее вразумительно охарактеризовать то, что исполняют девушки, можно заблудиться — где-то на грани (или за гранью) пост-панка, психоделики и авангарда. И все равно это будет мимо. От пост-панка, по крайней мере, Люся, вокалистка Фанни Каплан, энергично открещивается, когда я задаю вопрос о стилистических пристрастиях: "Нет-нет, точно не пост-панк! Мы вообще против всех этих тэгов. И тем более у нас нет задачи создавать какую-то новую стилистику, потому что все уже и так давным-давно создано, написано...".

Звуки: А как пишутся песни? И откуда темы?
Люся: Песни, особенно последние, вообще появляются интуитивно. У нас нет строгого разделения на то, что кто-то думает только над бас-партией, кто-то только над текстом. Скорее это похоже на совместное рисование картины. Что касается тематики и смысла, то главное, наверное, — эскапизм.

Звуки: Вы не хотите описывать действительность?
Люся: Наоборот, я ухожу от действительности — и описываю ее.

Ну, а вот кого точно невозможно уличить в эскапизме, так это трэш-хардкорщиков Winny Puhh. Крепко пьяные эстонцы закрывали фестиваль. Охранники же закрывали двери — в зрительный зал, — оберегая то ли свои уши, то ли уши тех, кто оттуда решительно удалялся. По сцене в этот момент скакали три полуголых мужика и два — абсолютно голых (вязаные перчатки на причинных местах не в счет). Между песнями коллектив дружно догонялся пивком. Леопардовые рейтузы фронтмена Индрека (Indrek) будоражили не меньше, чем инструментарий команды: две барабанные установки, укулеле и банджо. Общительный вокалист рассказывал о невольных источниках вдохновения (полиция, гей-порно) и кормил публику маринованными огурцами из большой жестяной банки, приговаривая: «Эстонские огурцы! Очень хорошие! Пожалуйста!» Когда начался слэм, он тоже полез толкаться, а потом и совсем убежал куда-то на последние ряды, но вернулся и объявил, что настало время настоящего рэйва. Начался рэйв. И вот здесь уже действительно захотелось самому убежать — вон из кинотеатра «Прибой», куда-нибудь подальше, где, как в том стихотворении, «между выцветших линий упасть на асфальт».