Glen HANSARD  Музыка от мужика

Как бы я ни любила ботанов-электронщиков вроде Hot Chip, как бы ни восхищалась новыми романтиками 1980-х во главе с Бой Джорджем (Boy George), как бы ни жалела о том, что не застала Джима Моррисона (Jim Morrison), самым близким и понятным музыкальным персонажем для меня все равно всегда оставался мужик с гитарой. Фигура трагическая – и, вместе с тем, очень земная. Обращенная глубоко в себя – и абсолютно вневременная. Мужик с гитарой был, есть и будет – хотя бы потому, что оперирует он самыми простыми, не зависящими от веяний музыкальной моды, средствами: максимально распространенный инструмент, голос, текст. И с их помощью он создает магию. А иначе, чем магией, назвать то, что происходило на концерте Глена Хансарда (Glen Hansard) в Москва-Hall, я не могу.

До России Хансард добирался долго: фильм "Однажды", благодаря которому об этом исполнителе узнали отечественные адепты инди-культуры и который они с тех пор успели засмотреть до дыр, вышел еще в 2006 году. Уже тогда было понятно, что щемящая ирландская тоска, разбавленная короткими радостями и крепким алкоголем, русскому духу чрезвычайно близка. А на волне пост-оскаровской популярности менеджмент Хансарда и вовсе должен был понимать, что собрать площадку получится практически в любом крупном городе мира. Но Россия неизменно оставалась за рамками туров. И теперь мне думается, что оно и к лучшему: за семь лет все, кому это было интересно, успели скачать старые записи The Frames, наткнуться на “Seven Day Mile” в саундтреке к “Доктору Хаусу”, похоронить реальный роман Хансарда с Маркетой Иргловой (Markéta Irglová) – и понять, что как музыкант он гораздо шире своего экранного альтер-эго в "Однажды".

На московском концерте Хансард доказал, что он удивительно многогранный артист. Он перевоплощался неоднократно – и каждый раз блестяще, до неузнаваемости. Из того самого, канонического мужика с гитарой, который первым делом без микрофона проорал “Say It to Me Now”, – в дирижера фолк-оркестра, под его деликатным и как бы незаметным руководством исполнившего Talking With the Wolves” и “Lonely Deserter”. Когда в ход шли композиции The Frames – “Fitzcarraldo” и “Revelate” – Хансард, как и положено, становился рок-звездой, а когда вспоминались хиты The Swell Season – “Lies”, “Leave”, “Falling Slowly” – с легкостью возвращался к образу уличного музыканта, который живет на жалкие гроши и в свободное время чинит пылесосы. И все это, что называется, на разрыв: с танцами, хрипами, рвущимися струнами – и бутылкой водки. С непостижимой, ошеломительно мощной, сбивающей с ног энергетикой.

И тут, наверное, стоит сказать, что аудитория в тот вечер стала для меня не меньшим открытием, чем тот, ради кого она собралась. Помню, на концерте Дэмиена Райса (Damien Rice) в Вене было очень странно наблюдать за местными жителями, которые чинно сидели на своих местах – и просто внимательно слушали. Ну, может, иногда хлопали в такт. Я же, к счастью, попала в небольшой славянский уголок – супружеская пара из Словакии, трое сербок и высоченный, носатый чех, – где все подпевали, подтанцовывали и буквально захлебывались в любви – к этому конкретному мужику с гитарой, к музыке вообще, да и, в конце концов, друг к другу. Ту же атмосферу безграничной любви я вдруг ощутила и на концерте Глена Хансарда, где потолок, пол и стены плавились от счастья, что вот, наконец-то, этот огромный, бесконечный музыкант доехал до нас. Видимо, разговоры о схожести ирландского и русского темпераментов имеют под собой не только алкогольное основание.

А с другой стороны, как можно не любить исполнителя, который честно говорит о том, что страшно нервничал за кулисами, потому что думал, что русские – самый мрачный народ в мире. Мол, вдруг они весь концерт будут стоять с каменными лицами? Который открыто восхищается своими музыкантами и чуть ли не насильно выталкивает их из арьергарда – чтобы они тоже могли насладиться народной любовью. Который, стоя у кромки сцены, не смотрит поверх голов, а ловит взгляды и улыбки людей – и сам улыбается в ответ. Который, затянув кавер на “Passing Through” Леонарда Коэна (Leonard Cohen), спускается в зал и фактически заканчивает концерт не над зрителями, а среди них. И после всего этого я готова поклясться, что, когда в ответ на вопрос Хансарда “How to say “I love you” in Russian?", зал хором выдохнул "Я тебя люблю!", это была не подсказка, а признание.