SCORN  "Те, кто пришли повеселиться, обезумели бы на моем концерте"

Мик Харрис (Mick Harris) – непререкаемая величина в двух противоположных лагерях: его имя на слуху как у поклонников старорежимного грайндкора, так и у любителей передовой электроники. Харриса всегда бросало в крайности: начал в оголтелой металлической формации Napalm Death, затем, расплевавшись с "тяжеляком", бросился в омут даб-эмбиента, основав проект Scorn – замороженный индастриал с выкрученными басами и глухой пульсацией бита. Несмотря на недружелюбный характер созидаемой музыки, сам Харрис на удивление бодр и полон энергии – его манера тараторить со скоростью, сделавшей бы честь ритм-секции Napalm Death, наводит на мысль, что из Мика получился бы неплохой рэппер. Накануне первого концерта Scorn в России Харрис поделился соображениями насчет недобросовестных лейблов, аудиоредакторов, рыбалки и творчества Джастина Бибера (Justin Bieber).

Звуки: Что вас заставило возродить Scorn? Я так понимаю, что в какой-то момент проект был поставлен на паузу…
Мик: Возродить? Я никогда не закрывал Scorn, ну по крайней мере официально. Множество раз я сомневался в будущем Scorn, но ровно в той степени, в которой я сомневался в собственном будущем. Scorn – это очень личное дело, в которое погружаешься полностью, переживаешь все эти кратковременные взлеты и бесконечные падениями. Времена мне казалось, что я в западне, я терял удовольствие от того, чем я занимаюсь – это очень тяжелое чувство, которое просто съедает тебя изнутри. Поэтому временами мне надо было перевести дух, но только ради того, чтобы затем заново приняться за работу. "Работай, работай, работай, не останавливайся!" - вот мой девиз. Так я всегда проводил время с Napalm Death, Painkiller, Scorn, да с кем угодно. Я делаю экстремальную музыку и тут уж приходится предъявлять и себе экстремальные требования. Для меня Scorn – это самое важное, что я делал, и я не могу это так вот бросить. Мне интересен процесс поиска звука, новых форм, средств записи – я конкретно подсел на это. И я до сих пор не могу сказать, что я что-то нашел – это уже достаточная причина чтобы продолжать делать Scorn. Это история о путешествии к цели, но не о самой цели. Если ты куда-то пришел, то ведь это, получается, уже всё, конец? Мне ужасна сама мысль об этом. Я не знаю, куда я приду, меня это совершенно не волнует. Мне важно идти.

Звуки: То есть, заслуженного отдыха у вас не бывает? Ну вот так, чтобы бы вы были довольны получившейся записью и решили, что на это месте неплохо было бы остановиться на какое-то время?
Мик: Никогда. Никогда. Никогда! Как только я свожу трек, я сначала проверяю его в машине – да, этой мой секрет: лучше всего тестировать музыку именно в машине, только на полной громкости в замкнутом пространстве она приобретает ту окраску, которую я добивался. Мне очень повезло с семьей и соседями, поэтому, когда я прихожу домой, они сами просят меня показать, что там у меня получилось. И вот тут происходит самое главное – они спрашивают меня, ну что, всё готово, можно послушать? Я смотрю на них и начинаю паниковать – нет, ничего не готово, надо возвращаться в студию! Чаще всего я останавливаюсь тогда, когда сил уже слушать одно и тоже больше нет никаких, когда надо бросать всё и переходить к следующему треку. Это война, да, но я не ною, ведь я и не проигрываю. Просто она не кончается, а война – ну знаешь, война – это нелегкое дело. У меня часто спрашивают какие-то готовые решения, хотят узнать мою формулу Scorn – но это всё смешно, я поступаю исключительно по обстоятельствам, я сам никогда не знаю, чем всё закончится. Поэтому я никогда не бываю доволен результатом – да, случаются искорки, которые сложно не оценить, озарения, в которых я не сомневаюсь ни на секунду, но это лишь секунды на фоне долгих месяцев труда, который ты в итоге начинаешь ненавидеть.

Звуки: Ну а вы разве не гордитесь своими записями? В 90-х вы успели сделать немало работ, теперь считающихся классическими, к тому же, из вас же уже живой памятник сделали – вы и в Napalm Death были ключевым персонажем, и Scorn немало воды перебаламутил, коллаборации тоже. Тут уж можно себя вообще иконой, легендой почувствовать…
Мик: (Перебивает) Мне не нравится это слово – "легенда". И "памятник" с "иконой" мне тоже не нравятся. Пойми, я простой человек, такой же как все. Я Мик Харрис, везучий парень, которому посчастливилось быть в одной обойме с очень талантливыми людьми. Все они добавили мне уверенности в себе, чего мне, действительно, всегда не хватало. Конечно, же я горд – какого черта, мне ли нельзя гордиться тем, что я был в классическом составе Napalm Death? Да другие бы уже руки после такого бы опустили! Да, я придумал слова "грайндкор" и "бластбит", хотя я не считаю это чем-то заслуживающим внимания. А сотрудничество с такими музыкантами как Джон Зорн (John Zorn) или Билл Ласвелл (Bill Laswell)? Да, в моей жизни было немало моментов, которые вынуждают меня думать о том, что мне просто катастрофически повезло со знакомствами. Ведь в собственном понимании я – никто, полный ноль! И, скажу честно, мне так намного удобнее жить, чем если я был бы уже забальзамированным патриархом электронной музыки или, уж тем более, металла. Мне не надо бросаться на всё крутое и новое, чтобы сделать себя самого круче и актуальнее, не нужно светиться в прессе, устраивать какие-то нелепые акции. Я простой человек, делаю то, что считаю нужным и так, как считаю нужным – вот и всё. Я слишком хорошо себя знаю, чтобы корчить какую-то "легенду". Конечно, я уважаю тех, кто следит за моими планами, слушает мои записи, но я такой же меломан, как и они, ничего особенного. Я люблю экстремальную музыку, да, но в не меньшей степени я люблю и рыбалку – да, да, брать удочку, идти на реку, ловить рыбу. Порой мне просто физически нужно свалить от музыки, от семьи, от всего этого поганого состояния, в котором я мечусь как в западне и вот тогда рыбалка просто спасает меня. И я думаю, что это все равно получается вполне в моем духе – переход от одной экстремальной точки к другой, как это было с переходом от Napalm Death к Scorn, только теперь я сбегаю из мира очень громкой, насыщенной событиями музыки к абсолютной тишине и сосредоточенности рыбалки. Честно говоря, я даже не задумывался об этом раньше, но, видимо, мне и вправду с трудом удается идти на компромиссы.

Звуки: До вас же наверняка доходили разговоры о том, что, мол, "Scorn был предтечей дабстепа". Что вы вообще думаете по этому поводу?
Мик: О, нет-нет! Меня вообще не интересует дабстеп – это слишком ходульная музыка, крутящаяся вокруг одной и той же формулы. Я поклонник старого техно, джангла, хардкора, даже драм-н-бэйса, но дабстеп – это совсем не мое. Дабстеп слишком чистенький, слишком нормальный и предсказуемый – он для клабберов, а я что, похож на клаббера? Я никогда не делал танцевальную музыку. Когда я ушел из Napalm Death, у меня уже были идеи, чем заниматься дальше: я хотел сделать музыку, выстроенную вокруг очень тяжелого баса и минималистичного бита, музыку с крайне напряженной атмосферой. Я никогда не делал ничего, что можно назвать дабстепом! Конечно, я немало слышал дабстепа – мне постоянно присылают какие-то записи, демо, синглы – и я, конечно, не могу сказать, что это целиком и полностью не заслуживает внимания. Разумеется, я люблю музыку с сильными басами и я нахожу это и в дабстепе, но он все равно слишком организованный для меня, слишком просчитанный. Удивительно, что с одной стороны, дабстеп-продюсеры живут в своем маленьком мире, редко, кто из них выглядывает за его пределы, с другой, он уже стал мейнстримом электронной музыки! Я говорил про бесконечное путешествие в рамках Scorn, так вот, дабстеп – это как раз результат чьего-то путешествия, конечная точка, тупик. Меня нельзя назвать предшественником дабстепа или его крестным отцом – это всё чушь, скорее уж им надо возводить свою генеалогическую линию к дабу, но знаешь, что я скажу? Они недостойны быть потомками даба. У меня большая коллекция старых пластинок с дабом и я всегда восхищался тому, как смело экспериментировали эти люди со сведением, как они грубо, но эффектно работали со звуком – там действительно есть чему-то поучиться! Я бесконечно благодарен Джону Пилу за то, что он открыл для меня мир этой музыки. До этого я был поклонником панка, но радиопередачи Джона существенно расширили мой кругозор – без него вряд ли бы получился и Scorn, и другие мои проекты. А что до моих связей с дабстепом… мне кажется, что это во многом выдумка журналистов. Меня ни разу не звали выступать в профильные клубы, ко мне не обращался никто из их тусовки, да и не думаю, что у нас бы что-нибудь получилось. Боюсь, что те, кто пришли повеселиться и потанцевать просто бы обезумели на моем концерте.

Звуки: Как вам вообще пришла в голову идея Scorn? Для многих такой резкий переход из статуса барабанщика грайндкор-банды в электронного музыканта, балансирующего на грани индастриала, даба и дарк-эмбиента, кажется как минимум неожиданным.
Мик: Во времена моего участия в Napalm Death мой музыкальный багаж рос с невероятной скоростью, каждый день я открывал для себя если не новые направления, то как минимум новые имена, а электронная музыка тогда была настоящим авангардом всего самого интересного. Поэтому уже в 89-ом я начал понемногу экспериментировать с ритмом, лупами, пытался делать какие-то электронные интро к песням Napalm Death, я пытался протащить всё это в наше творчество, но у меня не получалось. Тогда я начал уставать от своей позиции ударника – да, когда-то мы сами были переднем краем, но к тому моменту мы просто заросли тысячами последователей, стали этаким "золотым стандартом" в мире тяжелой музыки и меня, честно говоря, это порядком бесило. Мне просто необходимо было начать что-то настолько же дикое и несусветное, но при этом совершенно противоположное музыке Napalm Death. Вот так я и пришел к мыслям о Scorn. При этом, я не могу назвать своих бывших коллег по Napalm Death ретроградами – это чушь! Из этой группы вышел авангард современной музыки: Final, Godflesh, Jesu, а Николас Баллен (Nicholas Bullen) затем сам участвовал в Scorn! Просто все, у кого были свои идеи и желание делать что-то новое, вскоре покидали Napalm Death – да, это была великая школа, но нужно было делать что-то дальше. В какой-то момент всё это стало превращаться в работу – в такие моменты надо бросать всё и бежать прочь, что я и сделал.

Звуки: Распространение компьютеров, софта для создания музыки, как-то сказалось на вашем творческом процессе?
Мик: Не сильно. Конечно, пятнадцать лет назад все намного больше зависело от аппаратуры, железок, сейчас я многое делаю в компьютере, но я совершенно не считаю себя его заложником. Я бы никогда не допустил бы такого – если дать мне все комплект оборудования, на котором я записывал дебютный альбом Scorn, то я вас уверяю, я и сейчас смогу сделать на нем неплохую и не похожую ни на что пластинку. Мне намного приятнее делать всё руками, чем мышкой – все эти операции внутри компьютера меня немножко выводят из себя, это же совершенно непредсказуемые процессы, хотя должно быть наоборот! Я думаю, что я использую мощности аудиоредакторов лишь на десять процентов, но мне больше и не надо. Конечно, те, кто приходят ко мне в студию, хватаются за головы: "Мик, да как ты можешь работать так – это же прошлый век!". Но мне так удобнее, считайте меня ретроградом. Я не программист, я барабанщик! Мне нужно работать руками, чувствовать что-то в них, ощущать сопротивление материала. Я не попадаю в зависимость от компьютера, поэтому могу легко выступать живьем – в моих концертах всегда есть место для импровизации, для сочинения новых вещей на лету. Я говорил про свою влюбенность в даб, так вот именно оттуда я почерпнул идею использовать микшер как инструмент и вокруг этого и строятся мои выступления. Я не доверяю компьютеру, предпочитаю работать по старинке, соединять все звуки вручную. И, честно говоря, выступать мне нравится намного больше, чем работать в студии – я люблю смотреть, как люди реагируют на мою музыку.

Звуки: А что это за история была у вас с лейблом KK Records? Насколько я помню, вы даже грозились уйти из музыки из-за того, что у вас там случилось…
Мик: Нет, уходить из музыки я не собирался, но вот временно прекратить записываться как Scorn – да, но я быстро остыл. Но это были ужасные отношения, при том, что начинались они очень хорошо, что само по себе большая редкость. Они были очень рады, что заполучили меня, ведь ради них я ушел с Earache, который и по тем временам был очень сильным лейблом. Earache и Джон Пил – вот те, кто сделали меня таким, какой я есть, без них бы не было этого разговора, понимаешь? С Earache мы распрощались по-хорошему, без каких-либо претензий, но KK Records просто обманули меня! У меня тогда были большие проблемы со средствами, и они обещали помочь, но все только усугубилось! Они думали, что если они подписали контракт с Миком Харрисом, то все просто побегут покупать их пластинки, но при этом не пошевелили пальцем ради этого! У нас с ними был контракт на три альбома, и вот в один день они сказали, что больше не выделят мне ни цента, на что я сказал: "Хорошо, тогда я ухожу", но они мне не позволили, сославшись на наш контракт! Они не сделали ничего для продвижения Scorn, не платили мне, мешали моей работе! Тогда в 1997-ом, я оказался в очень тяжелом состоянии – я не хотел записывать альбомы под именем Scorn, потому что тогда они попали в руки этих ребят с KK Records, но при этом я невероятно нуждался в деньгах. Мне пришлось два года перебиваться разными проектами, прежде чем они из моих друзей вмешался в эту ситуацию и помог мне избавиться от этого дурацкого контракта. К сожалению, в мире андеграунда такие случаи очень часты и лучше сто раз подумать, прежде чем доверять кому-нибудь со стороны.

Звуки: А есть какая-нибудь музыка, которая вам совершенно не по душе? Что-то, что вы на физическом уровне не переносите?
Мик: Дайте подумать… Пожалуй, да – что-нибудь из дисков моей дочери! Ей 13 лет и слушает она такое, от чего я покрываюсь пятнами и теряю самообладание. Она любит современный поп…

Звуки: То есть, что, дочь Мика Харриса любит Джастина Бибера?!
Мик: ДА! Ты не представляешь себе, какой это удар для меня! Мне многие говорят "послушай, Мик, ей всего 13, всё это пройдет со временем" и, конечно, я должен уважать её выбор, но только до тех пор пока она опять не ВКЛЮЧИТ ЭТУ ДОЛБАННУЮ МУЗЫКУ при мне! Нет, правда, пойми, я прихожу поздно вечером из студии, а дома вовсю орет телевизор, боже, в такие моменты мне действительно бывает нелегко сдержаться! Конечно, мои родители тоже терпеть не могли то, что я слушал – но я-то слушал панк-рок! И да, тогда всё было точно так же: они кричали мне "сделай тише, сделай тише!", а я делал громче и громче (смеется). Но мне не хочется верить, что здесь тоже самое. Да, да, мы должны уважать чужие вкусы и всё такое, но, я не могу не сказать (шепотом): я ненавижу всё это дерьмо, просто ненавижу!

Scorn при поддержке Kurt Gluck Aka Submerged, Собаки Табака, DJ Earreactor
Москва, клуб "16 тонн"
17 марта 20.00