Очнулся я на станции метро "Новокузнецкая". День, ночь - не понял. Слава Богу, две копейки нашлись, звоню Олегу: "Старый, помираю, приезжай скорей". Через двадцать минут я уже наливал. А вечером, после "домашника", ехал на тачке, на кармане имел бутылку водки, "четвертак", а в голове думал: "Можно и дома появиться, спасибо Олегу!"

Огни, огни. В каком-то фильме Годара девушка говорит молодому человеку: "Мне кажется, центр мира - это я, а все остальное - вокруг, и ты тоже". Когда я стараюсь вспомнить какие-то старые дни, то мне трудно представить себя молодым, то есть каким-то другим, мне кажется, я всегда одинаковый, всегда центр, и только времена, события, лица, впечатления плывут вокруг меня, от меня, мимо меня, как круги по воде. Что же это такое было - домашние концерты? Откуда они взялись и к чему нас привели? Что то сейчас поделывает та странная публика, которая на эти концерты ходила, которая давала всему этому жить? С самого начала было совершенно неясно: для кого мы, надо ли это, и вообще - где здесь зал, а где сцена? Потому что ведь должна быть сцена, просто человек с гитарой никому не интересен, нужен артист, который вот сейчас, на глазах во что-то превратится. Наивность 60-х! Все чего-то ждали, что-то брезжило сквозь мглу. И обязательный бородач в очках-линзах и свитере-самовязке все сидел и сидел в дальнем углу и весь светился. А исполнители кривлялись, кричали, хрипели, брызгали слюной, задушевничали в пьяных антрактах, пытались петь, и постепенно, как сквозь мутное стекло, как нарисованный на ребрах жалюзи проступал облик "героя нашего времени".

Трудно рассказать своему сыну, каким рискованным предприятием было в 67-ом году выйти на улицу одетым так, как одевался я (махровое полотенце вместо шарфа, в руке крошечный зонтик, за ухом цепочка от унитаза и, конечно, "хаир"-волосы). Так же трудно рассказывать о домашних концертах 80-х: какие-то пятна, блики, эпизоды, бутылки... В памяти стерлись факты, поэтому говорить можно только о нынешних ощущениях от прослушивания некоторых своих песен, спетых тогда, только это реальность. Только сейчас, сквозь скульптурную четкость интонации, я чую запах вечности. Кто-то должен бросить камень.

Юрий Олеша писал: "Если ты чаще живешь воспоминанием, чем мечтой, значит ты - старик". Я не чувствую себя старым, поэтому я выкинул из этого альбома все песни, которые, на мой взгляд, прочно прилеплены к тем дням, все пьяные базары, всю шелуху. У меня нет чувства ностальгии на этот счет. Это было ужасно: скупо, неумно, бедно, по-сортирному задушевно. Не хочется "тащиться" на тех временах, хочется слушать сквозь время себя - центр Вселенной; пусть часы идут и идут, все равно ты не кончишься и скоро соединишься с теми, кто ушел.

От меня убегают серые гуси. Потом они останавливаются, задирают маленькие глупые головы вверх и смотрят в небо. Там, высоко, несутся неведомо куда облака, и сквозь синие просветы виден золотистый ровный свет.

Рок, рок! Рок - чудо века!

Рок испортил человека!

P.S. Прошу понять меня правильно.

Компакт-диск, который вы держите в руках, составлен лично Петром Мамоновым. Я почти не сомневаюсь, что все, кто слышал эти концерты, поймут, почему я ощутил ужас нечеловеческий, когда услышал мертвую тишину в паузах между песнями. Первая моя реакция на этот "вариант" выражалась примерно такими словами: "Пускай этот продукт кастрации выпускают те, кому абсолютно плевать и на Мамонова, и на все остальное, кроме денег, которые они получат за это издание".

Но, кроме всего прочего, очень неприятно видеть свое детище в чужих руках, каким бы оно ни выросло. Конечно, на 99% это детище не мое, а его, Петино - и он вправе делать с ним все, что ему заблагорассудится. И все-таки, мне страшно обидно, что он в очередной раз решил этим правом воспользоваться.

"Создал - раздай, не забудь забыть". А гоняться с ножницами за своим прошлым... По-моему, именно это и несовместимо с тем, что говорил Юрий Олеша. Не надо пытаться доказать, что ты - другой. Хочешь быть другим - будь им. Вечность сделает все сама. Тот, кто стремится взять на себя ее функции, а, тем более, изваять памятник самому себе, в лучшем случае создаст достойное произведение социалистического реализма.

Авторы часто оказываются в жизни существенно более искренними людьми, чем то, что они создали. У Пети Мамонова все происходит строго наоборот. Он очень искренний Автор (а настоящий Автор и не может быть другим), но, как человеку, ему верить не стоит (прости меня, Петя, пожалуйста). Причем, он стремится обмануть не кого-то постороннего - по большому счету, ему на всех посторонних глубоко плевать - а, прежде всего, самого себя и свою судьбу. И пытается сбежать от всех окружающих, в том числе и от своей тени. И мучается от того, что это невозможно. Наверное, я никогда не встречал человека, которого бы так изводил его же собственный эгоизм.

Получается, что он меня похвалил, а я его ругаю. Но я слишком хорошо к нему отношусь, чтобы играть в кукушку и петуха. Да и "вечность" обманывать не хочется. Поэтому стоит все же уточнить, что:

Во-первых, это были не двадцать минут, а, как минимум, два часа (хотя бы потому, что Москва - очень большой город). Во-вторых, "квартирник" (слово "домашник" стало употребляться совсем недавно) в тот же день организовать практически невозможно, и, по сути, первый абзац Петиной статьи является очень сильным обобщением времени, места и всего остального. То же самое касается и "обязательного бородача в очках-линзах и свитере-самовязке". Не могу сказать, что этот собирательный образ мне неприятен, но он тоже относится к другому времени и другому месту. А что касается задушевности... Задушевность - она и в сортире задушевность. Дело-то не в сортире, а в душе. Кто на что способен.

То, что звучит на этом компакт-диске - это не "Мамонов 84-87", это соцреалистический образ Мамонова 84-87, созданный Мамоновым-96. И мне будет очень обидно, если никто уже не услышит, как все было на самом деле.

И все-таки... И все-таки... И все-таки... При всем моем несогласии и с этой "компиляцией", и с этим предуведомительным текстом, в нем есть нечто, позволяющее примириться и улыбнуться. Потому что "каким ты был, таким ты и остался". Это уж точно.

А ты и дорог мне такой.

Но, несмотря ни на что, я продолжаю надеяться, что когда-нибудь мы переиздадим этот материал в более полном и естественном виде.

Большое спасибо за все, что "между нами стояло", Илье Смирнову, Андрею Фомину, Егору Егорову ("Речной Вокзал"), Инне Ароновне Кон ("Белорусская"), Вове Кузнецову ("Теплый стан"), Илье Фомину ("Красногвардейская"), Сереже Огибину ("Беляево"), Анне Ковриге и нашей маме ("Динамо") и Игорю Плеханову ("Колхозная").