Лето 1980 года. Ленинград. Только что закончился второй призыв в Афганистан и вскоре начнется Олимпиада. В Госкино приостанавливается закупка иностранных боевиков, советские кинокомедии становятся грустными, а в Питере исчезают продукты. Прогрессивная молодежь болеет Западом, и те, кто не имеет возможности эмигрировать, создают в душе своеобразные заповедники. Пустые бутылки, немытая посуда и разбитые пластинки - более реальны, чем всеобщая реальность. На смену прозаическому образу жизни - старые дачи, сельские танцы, синема и пригородные электрички - приходит новое сознание. Подрастающее поколение дворников и сторожей бродит вокруг букинистических магазинов, гуляет по лесам в мундирах войск наполеоновской армии или играет рок-н-ролл на развалинах старых замков.

Вскоре после разгона тусовки у лестницы Михайловского замка Майк Науменко получает приглашение записать альбом в студии Большого театра кукол. В то время в ленинградских театрах было принято записывать разных бардов. Поскольку речь шла не о студийной работе с подпольной рок-бандой, а о рок-барде, проработавшем около года в должности техника-радиста, главреж театра отнесся к этой забавной затее с пониманием.

Сама запись в студии Большого театра кукол состоялась только благодаря главному режиссеру, подлинному мастеру Виктору Борисовичу Сударушкину, рано ушедшему из жизни, - вспоминает старший техник-радист Алла Соловей, выполнявшая часть звукорежиссерской работы во время сессии Сладкой N . - Сударушкин способен был понять, почувствовать, что в данный момент в стенах его театра происходит некое священнодействие - может быть, не совсем ему близкое и понятное, но необходимое и для музыкантов, и для нас, звукорежиссеров. Каждый раз Сударушкин давал мне письменное разрешение на экспериментальную запись .

Сударушкин был демократом, - вспоминает инициатор записи Игорь Свердлов, осуществлявший вместе с Аллой Соловей звукорежиссуру Сладкой N . - Как-то во время сессии он вошел в студию. На пульте стояли стаканы с портвейном. Он запросто опрокинул один вместе с нами, как ни в чем не бывало .

...Как только у Майка появилась возможность поработать в полупрофессиональной студии (магнитофоны Studer и STM с высокочастотным разрешением на 38-й скорости), он тут же решил зафиксировать все имеющиеся в наличии песни. В худшем случае это было бы полуакустическое демо , которое могло пригодиться для раскрутки последующих вариантов.

В восьмидесятом году у Майка Науменко еще не было собственной группы, но по поводу записи можно было кое-что придумать. Майк пригласил на сессию гитариста Вячеслава Зорина из группы Капитальный ремонт , в составе которой Майк периодически выступал в течение 79-го года. Кое-что у них было отрепетировано заранее, а часть программы было решено записывать без разбега . С начала июня работа в студии театра на улице Некрасова закипела. На нескольких композициях гитарному дуэту Майка Науменко и Вячеслава Зорина подыгрывал на гармошке Борис Гребенщиков.

Совершенно очевидно, что, когда Майк получил приглашение записаться, он уже по уши сидел в материале, основательно поработав дома с магнитофоном. После первых проб Майка слегка лихорадило от полученных результатов.

Майк начинал запись немного робко, но затем, увидев реакцию операторов и первых слушателей, успокоился и разошелся вовсю, - рассказывает Зорин. - После первой сессии, когда мы вышли на улицу, он сказал удивительно торжественным голосом: Сегодняшний день прожит не зря .

Зорин вспоминает, что кроме нескольких композиций, в которых Майк накладывал сверху соло-гитару и (изредка) бас, большинство песен было сыграно живьем, причем на каждую из них уходило не больше трех черновых дублей.

Майк хотел как лучше и боялся портить варианты, - говорит Зорин. - Он предполагал, что некоторые песни будут переделываться в другой раз .

...От этого альбома веяло вдохновением и шестидесятыми. Медленные рок-н-роллы ( Седьмое небо ) соседствовали с ритм-энд-блюзами ( Утро вдвоем ) и магнетизмом Пригородного блюза , в котором строчка хочется курить, но не осталось папирос казалась вытащенной из арсенала декадентской поэзии серебряного века. Исполняемая в бешеном темпе, эта композиция выглядела как открытая заявка на панк-рок. В то время Пригородный блюз воспринимался как призыв к вооруженному восстанию - не случайно спустя пару лет при литовке в рок-клубе вместо я сижу в сортире и читаю Rolling Stone оказалось я сижу в квартире . Хорошо хоть, что цензоры с улицы Рубинштейна не тронули красивое, но подозрительное слово папирос . Мало ли, что там могло быть внутри... Открывала альбом композиция Если ты хочешь , фактически свинченная на генеральной репетиции открытия первого варианта рок-клуба в 79-м году. Эффектный речитатив и псевдо-битловский переход с мажора на минор и обратно на мажор окаймляли сформулированный итог жизненной философии деятеля ленинградской подпольной культуры: И если хочешь, ты можешь застебать меня!

Лекарство, изобретенное Майком, оказалось просто наркотиком. Стеб-таблетки от Майка ввели в искушение работать под андеграунд многих ребят, проживших по большей части в высотных сталинских домах и ни разу в жизни не видавших настоящих очередей и милицейских облав.

...Первую сторону альбома закрывало сразу несколько блюзов. Если будет дождь - красивая, немного разорванная по ритму акустическая баллада, Я возвращаюсь домой - холостяцкий манифест, сопровождаемый торжественным боем аккордов, и наконец - супер-хит Blues de Moscou , сыгранный при активном участии гитары Зорина и его же репликах ( Наливай! ).

Любопытно, что на этом альбоме в композиции Blues de Moscou барышни в столице пока еще не любят звезд панк-рока - а не музыкантов , как это было в более поздних версиях, когда Майк со страшной силой стал открещиваться от опошлившегося панк-движения. Пока же Майк в гордом одиночестве толкал впереди себя тяжеленную телегу с припанкованным блюзом. This is the blues - анонсировал он на этой сессии очередной рок-н-ролл, называя блюзом все подряд, включая типичный рок и просто баллады. Говорят, он не очень любил корневую африканскую музыку, предпочитая слушать и выращивать белый блюз (хотя финал Старых ран и заканчивается реггийным гитарным соло из I Shot The Sheriff ).

Одним из основных хитов альбома стала композиция Дрянь . Эту песню Майк писал в течение целого года и закончил только в 79-м. Многие утверждали, что ее мелодическая линия один в один снята с T.Rex, басовый ход взят у Моррисона, а текст напоминает вольный перевод Лу Рида и полузабытый боевик Россиян под названием Гадость . В частности, Вячеслав Зорин вспоминает, что, сидя как-то вечером в гостях у Майка, он случайно услышал Дрянь на английском. Вячеслав, ты только ничего не подумай , - заволновался Майк. Чего уж тут думать! Майк и Боб, как самые англоязычные из ленинградских авторов, прекрасно знали западную рок-поэзию. Не обязательно было что-либо переводить полностью, если достаточно изучить поэтическую философию или ментальность западных рок-менестрелей и воспроизвести искомое применительно к советскому городскому фольклору или прерванным традициям серебряного века.

Та же Дрянь воспринималась впоследствии как гениальная импровизация и со временем стала классикой в репертуаре Майка и Зоопарка . К слову, в начале 90-х годов право на исполнение Дряни было получено от бывшей жены Майка группой Крематорий , и почти в то же время Дрянь была записана Ольгой Першиной - соавтором Двух трактористов и боевой подругой Аквариума эпохи Треугольника .

Майк никогда не маскировал источники своего вдохновения, называя Марка Болана и Лу Рида в числе любимых исполнителей. Не случайно также записанная во время сессии в театре кукол композиция Страх в твоих глазах напоминала одну из мелодий T.Rex с пластинки 77-го года Dandy In The Underworld , а Я люблю буги-вуги (с альбома Белая по-лоса ) в точности копировала I Love To Boogie с того же диска Болана - увы, без указания авторства. Для сравнения отметим, что тот же Гребенщиков не постеснялся указать в отношении композиции Сергей Ильич из Треугольника , что это песня для МБ . Поди догадайся!

...Во время июньской сессии Сладкой N Майком было записано еще шестнадцать композиций, не вошедших в альбом и увидевших свет спустя полтора десятка лет на двойном компакте Сладкая N и другие , выпущенном Отделением Выход . Среди этих архивных композиций есть немало любопытных - начиная от нескольких песен Капитального ремонта в исполнении Зорина и заканчивая квартирными хитами Майка времен Все братья - сестры : Ода ванной комнате , Женщина и Седьмая глава . Еще одна не вошедшая в альбом композиция посвящалась звукооператору Игорю Свердлову. Присутствовавший на сессии в театре кукол Андрей Тропилло утверждает, что большую часть Сладкой N записывал не Свердлов, а Алла Соловей - поскольку Игорь преимущественно занимался портвейным менеджментом и налаживанием алкогольных контактов. В принципе, об этом поет и Майк в своем посвящении Свердлову: Допей портвейн - иди домой . Что же касается Аллы Соловей, то для нее эти поиски истины сегодня, по-видимому, не столь уж и актуальны. Ее работа в начале 90-х в качестве пресс-атташе генерала Стерлигова не сильно пересекается с событиями далекого 1980 года.

В заключение несколько слов о главной героине альбома - полумифической Сладкой N, которой посвящалось сразу несколько композиций и существование которой Майк упорно отрицал долгое время.

Сладкая N - потрясающая женщина, которую я безумно люблю, но при этом я не совсем уверен в том, что она существует в природе... Но, может быть, она и похожа на ту - на обложке , - говорил Майк спустя несколько месяцев после записи альбома в интервью ленинградскому подпольному рок-журналу Рокси . В реальности прообразом Сладкой N послужила ленинградская художница Татьяна Апраксина, с которой Майк познакомился еще в 1974 году. Интересная внешне, с притягательным внутренним миром и шармом сказочной колдуньи в исполнении Марины Влади, Татьяна была тогда основной музой Майка.

Майк приходил ко мне в гости один или с кем-нибудь из друзей, скромно составляя маленькую свиту Аквариума , вспоминает Татьяна, чей артистический псевдоним был связан с тем, что большую часть жизни она прожила в Апраксином переулке. - Худенький, щуплый, с большим носом, с глазами, блестевшими добродушным любопытством, Майк готов был во всем участвовать и со всеми дружить. Ни одной из своих знаменитых песен он к тому времени еще не написал, хотя уже носил с собой аккуратную тетрадку, в которой закладывались основы будущих хитов. Он мог годами вынашивать одну песню, время от времени вписывая в тетрадку то слова, то фразу, прикидывая разные варианты - как бы составляя мозаику - и подвергая текст постепенной редактуре .

Веер ассоциаций, возникших у Майка после четырех лет дружбы с Татьяной и резко вспыхнувшего, но недолгого романа, развернулся как собирательный образ Сладкой N. В глазах многих Сладкая N стала символом времени не в последнюю очередь благодаря удачно выбранному образу - не менее оригинальному, чем Вера Холодная, и не менее романтичному, чем Прекрасная Незнакомка Блока. В одном из своих поздних интервью Майк выдал очень сокровенное и, пожалуй, самое главное: Все мои песни посвящены ей...

С момента женитьбы в 80-м году Михаил Науменко был вынужден ретушировать свою музу, хотя впоследствии не раз пробовал вернуться к этой находке. Еще во время сессии в театре кукол Майк записал композиции Сладкая N 2 ( Когда я знал тебя совсем другой ) и Сладкая N 3 ( Горький Ангел ), да и в ряде поздних песен он неоднократно включал в текст этот образ: Она спросила меня: А как же Сладкая N? /Запечатлев на моем плече финальный укус/И я ответил пространно: Я влюблен в вас обеих/ И меня так сейчас достал мой пригородный блюз .

Как большой поэт, Майк старался избегать в подаче образа Сладкой N полного сходства и автобиографичности. И только небеса знают, насколько получившийся на бумаге характер абстрактной женщины соответствовал действительности. С кем и где ты провела эту ночь, моя Сладкая N? Все это было не очень похоже на Таню Апраксину, которая незадолго до записи сама стала инициатором разрыва отношений с Майком.

Я настоящая уже не значила для него то, что он вкладывал в новое содержание моего образа, - говорит Татьяна. - Получилось так, что если бы я его не бросила, он бы не стал звездой. Это точно... Существует некая странность, исходящая, по-моему, от издателей журнала Рокси . Они как бы наложили запрет на все, что имеет отношение к нашему прошлому. Хотя и Майк впоследствии в новых песнях обращался ко мне, минуя меня .

Уже после выхода LV , Уездного города N и Белой полосы женская тема по-прежнему занимала воображение Майка. В самом конце 80-х, встретив в кулуарах спортивно-концертного комплекса Ольгу Першину, он сказал ей: Ты знаешь, я придумал цикл песен, звучащих от женского лица. Было бы весьма неплохо, если бы ты их спела .

Доброе лицо Оли осветилось улыбкой. Майкуша, ты думаешь, у меня не хватает своих собственных? Она уже давно проживала в Лондоне, но всегда не без гордости заявляла, что ничего не понимает в местной ленинградской конъюнктуре.

А Майк? Пролепетал что-то, подергивая головой. Глаза его не были видны из-за черных очков.