КОНЦЕРТ  Лето Любви 2009: Здравствуй, лето в сапогах

Маленькие подпольные фестивали, эта старейшая и абсолютно неистребимая форма собраний меломанов, продолжают сохранять свою ценность даже сейчас, когда, казалось бы, настало время выхода из сумрака для любой, не исключая самой труднодоступной, музыки. Расслабленность и легкая безответственность артистов, могут привести к катастрофе на большой сцене, но в домашнюю атмосферу "мероприятия для своих" вписываются органично. И даже самые фатальные промахи в организации не мешают удовлетворить главные интересы: составить впечатление о концертных способностях сразу нескольких достижений андеграундного хозяйства страны, обмануться в ожиданиях, сделать новые ставки и объять необъятное за считанные часы.

Конечно, у Лета Любви, с его трехлетней историей, не так уж и много общего с историческими индустриальными шабашами пятнадцатилетней давности, проводившимися в самых сомнительных и неожиданных местах, организуемых стихийно и судорожно. Но уже у входа в КЦ Дом обращаешь внимание, что публика все равно собралась та же самая, лишь только чуть более умудренная опытом - слушатели верные, стойкие, отзывчивые, отважные. Это наблюдение немало приободрило нас, ведь, как известно, львиную долю впечатлений от концерта определяет именно реакция зала.

Пока апологеты шумового авангарда разогревались напитками у бара, на сцене уже расположился скорбного вида мужчина, склонившийся, как Боян над гуслями, над архаичным синтезатором. На проверку, наигрывающим тихие, вкрадчивые инструменталы скорбцом оказался Николай Никитин, лидер хабаровского проекта Оркестровая Яма, незаявленного прежде в программе фестиваля. В этот вечер Николай выступал один, и его эксцентричная манера пения вполголоса, характерные тексты ("А я все больше склоняюсь к тому/Чтобы начать пить одному") и бесхитростный звук клавишных напомнили о психоделических романсах одессита Владимира Несси и о интернет-феномене ушедшего года - Николае Воронове, завоевавшего своими абсурдными шлягерами такую популярность, что некоторые особо импульсивные культуррегеры уже прочат ему славу победителя Евровидения. Оркестровая Яма - забавный в своей чудаковатости первое время, но затем уже и вовсе страшный сон, как неплохая, но недолговечная шутка затягивается на бесконечных двадцать лет. И именно столько насчитывает история этой музации, годной только к кратковременному прослушиванию - на пятнадцатой минуте происходящее стало понемногу раздражать, а болезненные ламентации Никитина оказались слишком навязчивым зачином вечера. Впрочем, в зале остались очарованные разлитым в текстах delirium tremens и скудным музыкальным сопровождением. Мы же пришли сюда не за сомнительной псевдо-экзотикой, а за музыкальным открытием, способным хоть как-то разогнать застоявшуюся в жилах отечественного андеграунда кровь.

Экстренное "переливание крови" не заставило себя ждать - на небольшую сцену Дома вышла девятиголовая гидра москвичей The Decomposers, и без лишних конферансов принялась выколачивать пыль из ржавых обломков канонического пост-панка. Облаченные в одинаковые костюмы, словно в униформу, музыканты потеряли по дороге в культурный центр свою металлическую перкуссию, а точнее, обрезки полых труб закрепленных на раме, но всю бешеную энергию пронесли, не проронив ни капли. Вообще, торжественность наряда артиста, совершенно необязательно сопряженная с вычурностью и театральностью - это донельзя простой, но действенный прием высказывания, дополняющего музыку. Прием, к сожалению, подзабытый - сегодня отсутствие выверенного стиля стало стилем всеобщим. Несмотря на угрожающе точное воспроизведение инструментария архаичного индастриала, играют The Decomposers совсем другую музыку. Начали свое отделение "Разложители" с разнузданного нойз-рока, потерявшего контроль над собой бастарда всех маргинальных жанров. Смятые, раздавленные песни, надкусанные мелодии, поверх которых несутся бешеные вопли вокалиста группы Павла Беллюстина, атональные шумы и разъяренные удары в железный рельс, бушующий водоворот едкого, резкого звука и упоительные затишья, а затем опять грохот и скрежет. Гипотетический джем Майка Паттона (Mike Patton) и Ника Кейва (Nick Cave) году так, в 85, прозвучал бы весьма похоже, но все это уже порядком навязшие на зубах еще со времен первого альбома сравнения. Новые вещи, со свежей пластинки "Double Penetration" - от медленной "Useless Sun", где Павел дает настоящего Тома Уэйтса (Tom Waits) с закушенной цигаркой и задушевными интонациями, до залихватской "Sweeping A Sun", мгновенно западающего в память хита - звучат превосходно и оторочка из шумной истерики старых композиций им только к лицу. Такой поворот в судьбе группы сложно было представить еще год назад, но он кардинально меняет все. The Decomposers показали свое умение сочинять доступные и гармонично сложенные поп-песни. Стоит им только вывести на сцену двух статных девушек - бэк-вокалисток, перейти с дурного крика на гладкий баритон и хоровые распевы, как природная харизма и наработанная в боях за уникальность эксцентричность довершают дело сами. Странное ощущение, никак не вписывающееся в изначальную парадигму, но теперь The Decomposers напоминают скорее шотландцев Primal Scream, чем The Bad Seeds - не музыкой (хотя, в даре вовремя и к месту вводить бэк-вокал им не отказать), а широтой мышления - они способны и кривым гвоздем провести по позвонкам, и страстно закружить в танце. На "Разложителей" еще и очень приятно смотреть: как участники нонета понимают друг друга по беглым взглядам, как все вместе выкарабкиваются из-под гитарных оползней, как громоздятся голосами на стремительно возносящиеся ввысь клавишные - все это с обольстительным артистизмом. Новое состояние группы привлекает все больше внимания - и тем интереснее, что будет с ними в дальнейшем, поскольку свое умение преподносить публике сюрпризы группа уже доказала.

После эмоциональных метаний Decomposers зал погружается в глубоководный эмбиент - хотя запыхавшиеся "Гнилостные Бактерии" еще пока не покинули сцены. Источник звука определяется не сразу, но, через минуту поиска, мы находим Павла Додонова, расположившегося сразу возле лестницы, ведущей с балкона. Первоначально, эмбиент в исполнении Додонова, а точнее будет сказать, гитарбиент - нежный, ласковый, напоминающий светлейшие моменты голландского музыканта Machinefabriek. Но с каждой секундой в нем зреет ожесточение, безжалостность и монотонность дроуна, наваливающегося всей тяжестью на загипнотизированного зрителя. На Додонова собралось посмотреть рекордное число посетителей, зал полон, страждущие сгрудились в проходе, лишь бы увидеть, как Павел, отгороженный от мира только наклеенным на пол полукружием скотча, медленно перебирает струны, постоянно подкручивая бесчисленные ручки на примочках и процессорах. Обработанный звук эхом разлетается по залу, чтобы вернуться обратно - чарам этой музыки сложно не поддаться, в нее влипаешь как муха в вишневое варенье, вязнешь, успокоенный мягким приливом. Но Павел неумолимо сменяет тему и начинает атаковать зал нарастающим нойзом, проникающим сквозь мелодичный ландшафт и разрушающим его. Под этот аккомпанемент в голове мечутся мысли о том, что было бы здорово, если следующий альбом Дельфина был записан на таком же звуке, но, увы, слишком уж плохо протяжные звуковые панно сочетаются с отстраненной ритмической поэзией Андрея Лысикова. Этой музыке не нужны слова, ни снаружи, ни изнутри - она неописуема и, сама по себе ничего человеческого описать неспособна. Выступление Додонова заканчивается так же резко, как и начинается - просто в очередной раз уходит назад волна звука, и на смену ей не приходит новая.

И вот уже на большой сцене, застыл Владимир Епифанцев в окружении клавишника и гитариста, не торопящихся приступать к непосредственному действу. После минутной заминки начинается обещанный аудиотеррор - на зал выплескивается ушат леденящего душу звериного рева вкупе с примитивным стрекотом драм-машины и вырванными с мясом сэмплами из хорошо забытых EBM-боевиков второй половины 90х. Звучит это все на удивление удручающе - от Епифанцева ждешь большего, чем повторения давно усвоенной всеми программы. Для индастриала в этой музыке слишком мало идей, для традиционного EBM - качающего ритма, для харш-нойза - свирепого беспредела, гнущего к земле рыка пропущенного сквозь дисторшн. Слов изрыгаемых Епифанцевым не разобрать, гитара включается в процесс довольно редко, большую часть выступления слушателям приходиться терпеть драку рваного бита и пружинистого баса под хрип "короля трэша". Все это чертовски напоминает помесь Haus Arafna с Haujobb, из которой выкорчевали все оригинальные находки в угоду растиражированной агрессии, плоской и маловыразительной.

На смену популярному киноактеру вышли популярные музыканты - Алексей Бортничук и Алексей Липницкий, участники Звуков Му, ныне объединенные в странное трио Гроздья Виноградова, под руководством самого Германа Виноградова, известного художника и перформансиста. Гроздья Виноградова - неизбежные попутчики многих фестивалей и выставок, являют собой арт-рок в его самом неприятном значении: современное искусство, издергавшееся в стремление сбежать от самого себя, эпатировать без меры и без смысла, с одной лишь потребой юродствовать и скоморошить, не приводя толпу ни к Богу, ни в экстаз. Перескакивая с сыромятного панка на твист, с частушек на потертый рок-н-ролл, Гроздья виртуозно несли пургу - и так же как это нравилось людям двадцать лет назад, так же неуместно это теперь. В одну воду можно войти только однажды, а река питающая Гроздья и вовсе уже пересохла. "Я был в полосатых трусах/И он меня не заметил" - если не квинтэссенция, то уж точно одна из наиболее показательных строчек в творчестве Виноградова, а присутствие в группе таких заслуженных музыкантов как Липницкий и Бортничук (больше промышляющий гаражным роком в Ривущих Струнах), обрекает все потуги на отображение "русского коллективного бессознательного" на провал. Любая запись Звуков Му - студийная или тем более концертная, задевает за душу, с перехлестом накрывает целой гаммой переживаний, это музыка выстраданная, пусть и безумная, но живая, настоящая - Гроздья Виноградова это такой же выхолощенный и пустой по содержанию проект, как и художественные проекты Германа, вроде установки газовой горелки на причинное место. Удивительно, как публика, горячо воспринимающая громкие имена экс-музыкантов Звуков Му, готова проглатывать вместе с ними такой невыносимо антимузыкальный продукт, заведомо суррогатный не только по отношению к творчеству Мамонова, но и к происходящему вокруг в целом. Впрочем, возможно, что в своей субкультуре подобные произведения пользуются определенным спросом, но тут уж точно можно сказать - шансы выйти на широкую аудиторию у нее совсем небольшие.

К концу выступления Гроздей зал понемногу пустеет, и остаются только самые стойкие посетители, а также небольшая группа поклонников смоленских рокеров С Коленями Как У Птицы, закрывающих мероприятие. Эти музыканты выступают в столице редко, но каждый их приезд сопровождается такими невероятными рассказами очевидцев, что мы твердо решаем посмотреть на западнорусскую диковинку. Как выясняется - не зря. На подмостках появляются трое музыкантов: басист Сергей Мартынов, барабанщик Илья Антощенков и лидер коллектива, Михаил Давыдов, бросающийся зверем на микрофон наперевес со стиральной доской, дающей поразительно приятный уху звук - нечто среднее между шорохом железной щетки и скребущими шумами ненастроенного радиоприемника. Двигается Давыдов словно в подтверждение чудному названию своей группировки - невероятно, как инопланетное создание. Под звуки музыки крупное тело артиста моментально теряет свой вес и начинает гнуться и сотрясаться во всех плоскостях, отстукивая лихорадочный ритм. Ударник разгоняется до сверхзвуковых скоростей, вокруг извивается гитара, рождая ни с чем несравнимый грув - Давыдов выкрикивает, шепчет, плюется словами в зал. Эта музыка совершенно не отсюда - при всех сучках и шероховатостях, она идеальна, как может быть идеально выросшее в глухом лесу дерево, и даже рассеченное пополам молнией, оно сохраняет в себе величие замысла природы. Также и СККУП - они не оставляют ощущения человеческого искусства, надуманной стилизации, как это получается у московской группы Общежитие, когда они берутся за схожие задачи. СККУП - это необъяснимое порождение густого, вязкого чернозема смоленщины, та степень естественности и лютой мощи, к которой стремятся очень много команд по всему свету, от фрик-фолкеров до авант-рокеров, но, похоже, что такой результат нельзя получить в лабораторных условиях. Давыдов сменяет гармошку на манок, пляс на стон, звучит Коньсрукпрыг - один из самых известных номеров коллектива, и тут уже немудрено обнаружить себя самозабвенно танцующим перед сценой. Творчество СККУП настолько невербализуемо, насколько и доходчиво - это музыка совершенно из другой реальности, но она притягивает к себе животным магнетизмом, невероятной энергией и сокровенным знанием. Примечательно, что действует это даже на совершенно неподготовленных слушателей (а такие в зале были), которым ни Pere Ubu, ни мутирующий фолк незнаком - но они-то как раз и привечали музыкантов с особой горячностью, переходящей в исступление. На некоторых афишах "С Коленями" обозначали себя пост-рок ансамблем, и это в корне неверно, и дело даже не в антураже самого термина, а в преемственности: СККУП - это неподдельный прото-рок, археологическая находка такого же ошеломляющего эффекта, как известие, что атаки печенегов княжеская дружина отражала лазерными орудиями. Как в компостной куче, дающей жизнь всему новому из разлагающегося старого, в музыке СККУП растворилось без следа самое дорогое наследие англо-саксонской музыкальной культуры, уступив лидирующую позицию русской чувственности и душевному спазму, идущему из глубины веков. Когда расступаются мелодические судороги, а Давыдов начинает петь в полную силу - всеми порами тела, взбудораженным сознанием и сотрясающимся сердцем чувствуешь дыхание истории, связь времен.

Поставив СККУП в финал фестиваля, организаторы лишили многих неосведомленных зрителей шанса узреть настоящее чудо, но с другой стороны, впечатление, оставленное смоленскими музыкантами, моментально стерло из памяти все негативные эмоции. Именно такие открытия придают новый смысл названию фестиваля - полученных надежд на перемену состояния независимой русской музыки в России хватит на то, чтобы согреться даже в самую промозглую зиму.