Nick CAVE  From him to Eternity

От обилия знаний мое представление о Кейве стало картонным, бумажным, формальным, как затертая повторениями Нагорная проповедь. Я выросла, вопрос о моей известности ежедневно решается в положительную сторону, я веду взрослую, временами очень скучную жизнь, у меня есть кредитная карточка и страховка. На концерт я решила сходить для порядка, по привычке, как идешь на день рождения знакомого, с которым давно разошелся на дорогах жизни.

Кейв приехал в Россию аккурат на 47-летие, так что это должна была быть настоящая Хеппи Бездей Пати. Когда еще приезжать Нику Кейву в Россию, как не осенью? Это была не та медленная, меланхоличная и заунывная осень под звук дождя, а яркая и яростная, черным по желтому, горячая из последних уходящих сил, вся в горячке сезонных обострений, в густой печали по охладевающей любви, скованная как первым ледком внезапно начавшейся мудростью, которая есть покой и близость к смерти.

В Театр оперетты шел совсем не тот народ, что на Горбушку в прошлый приезд Кейва шесть лет назад. Не было вылезших из своих нор готов, не было панков, зато зал заполняли в большом количестве похожие на клерков приличные молодые люди, каждый при костюме и мобильном телефоне, а также рекордное количество беременных женщин (О, Тупело! Кем вырастут дети, еще в утробе слушавшие Кейва?)
Рок-концерт в театре, оснащенном бархатными красными креслами, люстрами и канделябрами. Слушать Кейва тихо и молча, прилично сидя в ложе, посматривать на него в бинокль... Впрочем, в последнее время Кейв пишет такую музыку, что ей полагается молча внимать и надолго задумываться. Еще немного - и ему придется исполнять ее в церкви.
Гул затих. Кейв вышел на подмостки. Строго говоря, на него даже был направлен сумрак ночи. Дамы крутили винты перламутровых биноклей. "Хеппи бездей!" - закричали ему из зала. "Every night is my birthday", - ответил Кейв, словно умудренный столетний демон. Вообразите: длинный Кейв в черном костюме за длинным черным роялем.

Кейв начал второй концерт без прелюдий - с перекатывающейся валунами "West Country Girl", дрожащей и гудящей как эхо горного обвала. "Red Right Hand" жестко напомнила и мне и клеркам про то, что цена наша определена. Я стала жадна до денег, но пепел Клааса еще стучит в мое сердце. Видели вы когда-нибудь, как играет на рояле Харпо Маркс? Рояль гудел, дрожал, не рояль, а черный жеребец, роняющий белую пену, падали микрофонные стойки. Уоррен Элис весь концерт насиловал скрипку в таких позах, в каких не смог бы насиловать женщину, драл струны, вселяя тревогу, походя на счастливого до идиотизма персонажа из фильмов Кустурицы.
Затем последовала "Hallelujah". Такого Аллилуйя Богу еще не доводилось слышать. Вероятно, от Кейва до Бога такое же расстояние, как от меня до Кейва - не очень большое. В конце концов, это он постоянно вставлял в свою лирику цитаты из Библии, это его Canongate, уважаемое британское издательство, попросило написать вступление к новному изданию Евангелия от Марка. Кейв написал: "Сцены глубокой трагедии, пронизанные случайностью и суровой действительностью, поражающие удивительной незащищенностью".
С ясно обозначившейся проплешиной на темени он стал окончательно похож на монаха и миссионера, но отнюдь не фарисейского толка - а времен страстного христианства первых веков. Когда-то он с бешеной энергетикой пел про темные стороны сознания, нездоровые отношения, про боль и кровь, размахивал микрофонной стойкой и со всей дури шмякался на сцене на колени. Затем стал петь про тихие семейные ценности, негромко и проникновенно. Фактически, его творчество разделилось в свое время на Ветхий (мрак, кровь, ярость, стихия) и Новый (нежность, сострадание) завет Ника Кейва.
Судя по всему, этот перелом связан с его наконец-то счастливой женитьбой. Однако на концерте в Москве мы увидели не тихого и положительного Кейва, которого боялись увидеть, а все того же мрачного безумца, который изменился не меняясь, который повзрослел не растеряв, который приобрел крепость выдержанного коньяка, ударяющего в голову.

И вместе с тем это был Кейв, получивший положительный ответ на вопрос "Do You Love Me", и продолжающий задавать его - уже просто потому, что ему "приятно это слышать", словно человек, который долго голодал и не может насытиться. Спетая Кейвом "Do You Love Me part 2" - само по себе историческое событие, Кейв исполняет ее на концертах крайне редко. Постепенно утихающий голос в финале, повторяющий сакраментальный вопрос, создавал полный эффект удаляющегося от нас человека, продолжающего спрашивать и спрашивать, даже по ту сторону Апокалипсиса.

Эти песни выглядели как воспоминания взрослого человека о юности - над чем-то взгрустнет, чему-то улыбнется, но боли уже нет, есть тень боли и трезвые мысли.
На задник сцены весь концерт проецировалась картинка, более всего похожая на размазанные по стенке мозги с шевелящимися извилинами. Кейв откликался на выкрики из зала "Мурку давай!" "Wild World" времен еще Birthday Party звучала куда более умеренно и гуманно, "Mercy Seat" стала медленной балладой смертника, смирившегося со своей участью. В "Henry Lee" вместо текста, который должна была петь Полли Харви, Кейв с удовольствием импровизировал, спев что-то вроде "ну вы, дурацкие русские, ла-ла-ла, я написал еще много других хороших песен, а вы помните только эту". (После концерта главной темной для обсуждений стало, что именно сказал Кейв: рашн факерз или факин рашнз. Видимо, вопросов по сути высказывания не возникло.)

Во тьме зала то тут, то там вспыхивали зеленые огоньки мобильных телефонов, как светляки. Я с ужасом представила, как на особенно трогательной песне они все подымут их вверх, вместо зажигалок. Так они и сделали...

Провожая Кейва, зал встал. Однако нас ждали еще два выхода на бис, длившиеся примерно столько же, сколько основная часть концерта. Спев "God is in the house", "Ship Song" и "People ain't no good", Кейв завершил концерт так же ударно, как и начал, встряхнув расслабившихся и пустивших сентиментальную слезу зрителей ударным и жестким "Jack The Ripper".

К счастью, я не взрослею. Я не испытывала такого счастья даже в момент сильного алкогольного опьянения. Из уважения к этому я пишу о Кейве то, что думаю, хотя многие назовут мои чувства религиозно-эротическими. Может быть, так - но это было пробуждение от долгого сна, когда понимаешь - I am what I am. Я счастлива, потому что любовь моя жива, а значит, я сама жива, и любовь моя как дерево со многими ветками.